Последнее он сказал с ноткой угрозы. Слушатели поняли, что в случае возвращения в орден, он проведет манифестацию заново, предавая Селью вновь, лишь бы не служить ей.

Суду потребовалось еще одно совещание. После него в зал вернулись уже с эмиссаром Сельи. Появление крылатой девы вызвало небывалый ажиотаж. Люди бросились низко кланяться и с маниакальным подхалимством выражать эмиссару лояльность. Крэйвелу это показалось несколько странным. Он, конечно, понимал, что перед ними посланница богини, но к чему так унижаться?

Солигост видел сложившуюся ситуацию несколько лучше. Он окинул присутствующих презрительным взглядом и одарил эмиссара не менее презрительной усмешкой. Для паладинов и жрецов контакт с богиней был привычным делом, взаимовыгодным сотрудничеством ради общего блага. Для знати же Селья была социальным лифтом. И любой контакт с ней аристократы стремились обратить в преимущество в их бесконечных крысиных войнах. Солигост знал это слишком хорошо, его семья была самым отвратительным воплощением этого порока.

— Нравится? — спросил Солигост, обращаясь к эмиссару и кивая в сторону пресмыкающихся аристократов.

Судья гневно рявкнула на него, но эмиссар поспешила примирительно выставить перед собой ладони, призывая собравшихся к порядку.

— Солигост Фрайхрайт Нершер, — мягко обратился к ренегату эмиссар.

Крэйвел понял, что ему пора выбираться из этого серпентария, когда услышал вместо Нершера название Ронхеля, хотя он точно знал, что эмиссар не могла так оговориться. Паладин и так страдал весь суд от нездоровых мыслей и необъяснимой тревоги, а сейчас это состояние достигло апогея. Среди прочих голосов ему все чаще слышался голос настоятеля Нарвара или Арчибальда, а последнего он то и дело замечал в толпе присяжных, благо тот хотя бы не болтался в петле, а просто тихонько сидел и даже улыбался Крэйвелу. Свой спасительный браслет Крэйвел забыл, так как надел городскую одежду, а украшение осталлсь на латной перчатке.

Тем временем эмиссар продолжила:

— Своей смертью ты не искупишь того зла, которое причинил Селиресту. Селья велела погрузить тебя в сон, и когда выдастся возможность для тебя послужить правому делу, ты будешь разбужен. Селья отпустит твой дух, когда сочтет это заслуженным.

— Я сказал, что не буду ей служить, — напомнил Солигост.

— Не ей. Селиресту. Ты причинил его жителям много боли и хлопот. Находишь ли ты справедливым загладить свою вину перед ними? — Солигост замешкался с ответом, а эмиссар добавила, — Ты будешь освобожден от клятвы перед Сельей, а также вычеркнут из ордена паладинов.

— Справедливо, — после недолгого раздумья согласился ренегат.

Эмиссар сдержанно улыбнулась ему и растворилась в воздухе. В зале суда пару минут царило потрясенное молчание. Судьи и инквизиторы немного пошептались, после чего провозгласили, что отныне содержание Солигоста и его «использование по назначению» находится в юрисдикции инквизиции. Поднялся гам, но высшие чины поспешили покинуть зал суда, оставив присяжных в компании их многочисленных мнений по этому поводу, ясно дав понять, что решение не подлежит дальнейшему обсуждению. Свою роль присяжные уже сыграли, все остальное было не их ума дело.

Солигоста сопроводили обратно в темницу. Джессвел и Хьола остались в этом круговороте хаоса, паладинша проявляла особый интерес к перепалкам аристократов, более отчетливо видя ниточки, которые их связывали, а также интересы и выгоды, которые настраивали их друг против друга. Она наблюдала. Джессвел же просто размышлял над произошедшим, совершенно отстранившись от окружающего беспорядка.