Червь 2 - Антон Лагутин

Я покрутил головой.

— Ты перешёл дорогу не тем людям, — говорит крыса у меня в голове. — Но тебе повезло. Мы тоже не любим этих людей. Да и тебя мы не особо любим, но есть такое выражение: враг моего врага — мой друг. Понимаешь, приятель?

Я киваю головой.

Прежде чем ответить, крыса облизала свои лапки и умыла лицо, забавно загнув свои ушки. Затем взяла свой длинный хвост и тоже его облизала. Раз десять. Я уж подумал, что сейчас увижу, как крыса намывает свои яйца, но вместо этого в голове раздаётся её голос:

— Я могу тебе помочь. Но взамен ты поможешь нам.

В чём? Чем я могу вам помочь?

Прежде чем ответить, крыса смотрит на мужика, продолжающего громко вопить и кататься по полу.

— Сейчас это имеет значение? — спрашивает крыса, глядя уже на меня. — Ты думаешь, что можешь отказать? Ну хорошо. Мы уйдём, а ты можешь оставаться. Валяйся и дальше в кровати, можешь даже поспать. Местные скоро хватиться, и примчатся сюда. Увидят своего начальника на полу с откусанным членом. Увидят тебя. Ты можешь отказаться, я не настаиваю.

Эта крыса — мастер переговоров. Мастер убеждения. Что тут вообще происходит?

Отпустите меня!

— Твой дар, — говорит крыса, — тебя спас.

Крохотные влажные лапки зашагали по моему телу. Запрыгнули на грудь, чуть качнув её в сторону. Прыгнули на плечо, пробежали по вытянутой в угол кровати руке.

Шейные позвонки ноют, но я поворачиваю голову и смотрю, как крыса перегрызает тугие путы, сковывающие меня как наручники.

Руки и ноги у меня затекли. Сквозь боль я поднимаю свободную руку и сгибаю её в локте. Разминаю.

Крыса спрыгивает с кровати, и прежде чем снова кинуться на мужика, говорит:

— Дальше сама.

Я развязываю вторую руку. Развязываю ноги. Тело ломит. Кожа покраснела и жжётся в тех местах, где были туго стянуты верёвки.

Я слезаю с кровати. С другой стороны, где не крутиться мужик, где пол не измазан кровью. Выхожу на середину спальни. Осматриваюсь. Глаза бегут по высоким деревянным шкафам, по комодам, прижавшимся к каменным стенам. Смотрю на кровать — она огромная, чисто для круглосуточной ебли! И при мысли, что я мог быть той самой лошадкой, на которой скакали бы все местные мужики, я начинаю вскипать. Злиться!

Я обхожу кровать. Смотрю на корчившегося в муках блондина, стирающего своими длинными волосами кровь с пола как швабра. Ловлю его взгляд, полный боли и отчаяния. Наверное, он сейчас думает, как это вообще могло произойти? Думает, что это сон. Такого быть не может! Он тут главный, всё в этом доме движется по его сценарию. Приятель, у меня плохие новости. Твоими заслугами можно лишь подтереться в мужском туалете. Ты обесценен парочкой грызунов. Теперь всё будет по-моему.

Мне хочется поднять кровать и опустить толстую ножку прямо на его драную мошонку. Выдавить яйца наружу! Но кровать тяжёлая. Неподъёмная. Я оглядываюсь. Вижу у дальней стены, воткнутый в углу стоит письменный стол. На нём — пару свечей, в свете которых я вижу стул.

Подойдя ближе, вижу на стуле мужское шмотьё. Белая рубаха, кожаные штаны и грязная тряпка, судя по запашку заменяющая трусы. Среди всего этого секонд-хенда своих вещей я не нахожу, но за то на спинке стула нахожу кожаный ремень с огромной бляхой и длинными ножнами. Из ножен на меня смотрит необычная рукоятка меча. Такая не обычная, что мне стало дурно. Я не мог поверить своим глазам. Из ножен на меня смотрела человеческая ладонь с чуть оттопыренным большим пальцем. Кожа сморщенная, высушенная, цвета сухого бетона. Синие ногти чуть поблёскивали. Поблёскивала и гарда, собранная из россыпи двух десятка человеческих пальцев. Такие же сухие и серые. Такие же сморщенные и мёртвые. Связанные между собой кожаным шнурком.

Мерзость!