Это заставило Лирэя улыбнуться.

— И все же, почему ты не дашь ей то, что она хочет? — вернулся Лирэй к теме Фелисии. — Она ведь до сих пор тебя любит. Ее глаза сияют так же, как и десять лет назад, стоит ей взглянуть на тебя.

Крэйвел развел руками.

— Я с тем же успехом могу спросить тебя, почему ты просто не пойдешь и не покаешься.

Лирэй закатил глаза и поспешил свернуть разговор. Он счел, что Крэйвел нарочно перевел беседу в это русло, хотя тот действительно пытался объяснить — насильно мил не будешь.

Можно привести в пример нежелание Фелисии стать спутницей жизни для Лирэя, но тут все было предельно просто, она испытывала к ренегату неприязнь, он ее раздражал. Крэйвел же не мог сказать, что он плохо относится к Фелисии, но огня в его сердце не было совсем. Лирэй тоже едва ли мог объяснить, что за непростительные претензии у него были к Селье. Существенного вреда он богине и ее слугам не принес, она бы сняла с него проклятье по первой же просьбе, но Лирэй кобенился и цеплялся за обиду столетней давности, потому что другого оправдания быть ренегатом у него не имелось.

Лирэй все равно решил, что Крэйвел храбрится, ему трудно себе представлял, что он так легко говорит об этом, спокойно вспоминает об Арчи и его смерти, хотя, казалось бы, человек даже галлюцинирует об этом. Лирэй помнил, как завидовал двоим, ему самому в Ронхеле было одиноко. Его не объединяло с остальными общее горе подневольности, на него смотрели, как на дурачка из-за того, что он сунулся в монастырь добровольно. Лирэй помнил тот холодящий душу вой, который доносился из клетки Крэйвела. Лирэй сначала не понял, что произошло, а когда понял, ужаснулся. И тогда он перестал завидовать, напротив испытав облегчение от того, что хотя бы эта горькая чаша миновала его. Но вот они у мемориала Весны. Это неизбежно?

Несмотря на то, что они обсуждали болезненные для Крэйвела темы, тот не выказывал никаких признаков помутнения рассудка. Очевидно, ему стало значительно лучше с того момента, как они столкнулись с его безумием в последний раз. Лирэй заключил, что между ним и Фелисией все-таки что-то есть. Может быть, Крэйвел не признается, опасаясь ранить чувства Лирэя. Так или иначе улучшение самочувствия Крэйвела Лирэй связывал именно с волшебницей. И он снова завидовал. Но в этот раз светлой завистю.

— Джесси выздоровел, — сменил Крэйвел тему разговора. — Я привел его сюда. Думаю, вам будет полезно пообщаться, — он поманил Лирэя за собой на выход усыпальницы.

— Дай-ка угадаю, ты подговорил его, чтобы он тоже уговаривал меня покаяться, — с ноткой раздражения сказал Лирэй.

— Спросишь у него сам, — ответил Крэйвел.

Сам он собирался вернуться в Акреф, позволив этим двоим вдоволь поболтать. Судя по всему, с Вторником у Джессвела общения не получилось, паладин вернулся к Фелисии пока Крэйвел с Лирэем были в усыпальнице. Некромант и ренегат перекинулись парой слов, не более. В трапезной Джессвела застали уже одного, видимо, волшебница поспешила убраться подальше, поняв, что придет Лирэй.

Ренегат искренне поздравил Джессвела с выздоровлением, беседа между ними завязалась быстро, Крэйвел со спокойной душой отправился в город. Вся эта социальная работа, утомляла его сильнее, чем любые битвы. Когда, наконец, выдался свободный часик, Крэйвел уединился в келье храма и остаток вечера провел за молитвой.