— Это чернокнижница, в которую он влюбился в Башне Вторника, — пояснил Крэйвел в ответ на вопросительный взгляд Джессвела, тот еще не слышал эту историю.

— Ищет он любви, вот и находит на свою голову, — сказал Вторник, явно не понимая романтических позывов своего приятеля. — Он очень тяжело переживал ее смерть, будь снисходителен, — сказал он Джессвелу в напутствие.

Но Крэйвел предпочел сначала сходить в усыпальницу один, оставив Джессвела с некромантом, чтобы потом посмотреть, как они поладят.

Усыпальница представляла собой длинный коридор с мемориалами, симметрично расставленными вдоль стен. В основном это были просто стелы с надписями, в редких случаях саркофаги, битвы между магами часто не оставляли от побежденного ни единого ошметка. Имена покоившихся людей были Крэйвелу незнакомы, это были какие-то давнишние друзья Вингриса, которых лич редко упоминал даже в общении с Лирэем.

Лирэй стоял перед одной из стел. На скромном постаменте горели свечи и лежали свежие цветы. Выгравированная на граните надпись гласила: «Пусть душа твоя будет вовеки свободна, прекраснейший цветок Тундры. Прости меня, Весна, я не смог тебя защитить».

Крэйвелу Лирэй уже рассказывал эту печальную историю. Когда компания Вторника отказалась преклонить колено перед Фринростом, возомнившим себя богом, между магами и ренегатами завязалась потасовка. Фринрост сожрал неверных, в том числе и Весну. Лирэй до последнего не хотел отпускать возлюбленную, намертво зажатую в челюстях демона. Когда Вторник понял, что пора спасаться бегством, он отстрелил чернокнижнице руку, чтобы заставить Лирэя сбежать вместе с ним. Когда у Лирэя от возлюбленной осталась в руках одна только кисть, у него случилась форменная истерика. Но сейчас он был спокоен, у него было достаточно времени, чтобы выплакать себе все глаза.

Крэйвел похлопал Лирэя по плечу в качестве приветствия. Тот благодарно улыбнулся в ответ. Вторник был далеко не самым чутким собеседником, так что, когда выдалась возможность излить душу Крэйвелу, Лирэй с радостью ею воспользовался. Крэйвел проявил сочувствие его боли.

— Я все стенаю о своих болячках, ты сам-то как? — решил Лирэй отплатить той же монетой.

— Не о чем беспокоиться, я в порядке, — ответил Крэйвел.

Лирэй присмотрелся к собеседнику, пытаясь понять, насколько он искренен. Но лицо паладина оставалось непроницаемым. Если его и терзали какие-то личные переживания, он оставил их за порогом подземелья.

— Позволь нескромный вопрос, вы с Фелисией любовники? — спросил Лирэй.

Крэйвел немного удивился, он горько улыбнулся в ответ.

— Ты будто не знаешь, что этот вопрос для меня закрыт, — сказал Крэйвел.

— Почему? — искренне недоумевая, спросил Лирэй.

— Мое сердце умерло в Ронхеле.

«В том самом Ронхеле, который по твоей милости до сих пор проклят», — подумал Крэйвел, но не стал говорить этого вслух.

— Ты про Арчи?

Крэйвел позволил себе немного посмеяться над этим предположением.

— Хватит распространять эти пошлые сплетни, — попросил он.

— Сплетни, говоришь? — удивился Лирэй. — Даже Нарвар был уверен, что это правда.

— Вот из-за таких болтунов как ты… Некоторые наказания, которые я совершенно не заслужил, случились со мной именно из-за того, что не все умеют держать язык за зубами, — едва скрывая гнев, произнес Крэйвел.

— И все же его призрак преследует тебя и по сей день.

— Лишь один из множества призраков Ронхеля, не он, так другой, — ответил Крэйвел. — Ты судишь по себе, Лир, видишь то, что ожидаешь увидеть. А я не настолько склонен к драме, чтобы сто лет убиваться по одному давно умершему человеку.

Лирэй вновь взглянул на мемориальную стелу Весны. Ему было трудно поверить, что он сможет забыть ее даже спустя года.

— Странно слышать это от человека, который уже сто лет гоняется за Солом, — шутливо заметил Лирэй.

— Сто двадцать семь, — так же шутливо поправил Крэйвел.