Поняв, что это надолго, Солигост начал разбивать лагерь неподалеку. Он развел костер, вскипятил воды, подготовил худо-бедные спальные места. Все это время Фринрост продолжал жрать и блевать. Он остановился лишь в тот момент, когда сломал об конскую тушу пару зубов. Солигост отреагировал на стон, донесшийся со стороны этого безобразного пиршества. Фринрост держался за рот, и брат сразу понял, что случилось. Он достал с пояса свиток исцеления. Да, он мог бы потратить его в бою, но зубная боль — это зубная боль, а Фринрост тогда еще не обладал своей сверхъестественной регенерацией.

Солигост подошел к брату, попытался успокоить. По крайней мере боль немного отрезвила его, и помешательство отступило. Ренегат занялся лечением, а когда зубы восстановились и раны на деснах затянулись, поспешил отвести Фринроста к костру. Одноразовый свиток стал бесполезен и отправился в топку.

Языки пламени убаюкивали, и Фринрост старался смотреть только на них. Стоило поднять глаза, и он натыкался на взгляд пленника, шокированного увиденной сценой. Фринрост ненавидел его за то, что тот стал свидетелем этого позорища.

Пленник же тоже был голоден, и он уже не единожды позволял себе робкую надежду на то, что его покормят — не пропадать же конине. Хотя скотину, конечно, жалко, ездовые животные очень ценились в бескрайней Тундре. Они были не только средством передвижения, но недосягаемой роскошью, говорящей о статусе. Тот факт, что Фринрост предпочел сожрать все же коня, а не человека, было отпечатком, наложенным происхождением из Селиреста. Но суровый уклад Тундры постепенно приучал ренегата и к каннибализму.

Надежды пленника наконец-то оправдались. Солигост нарубил из конины незамысловатых шашлыков и поставил жариться на костер. Фринрост сходил с ума от запаха, но есть больше не мог, живот болел так сильно, что хотелось умереть. Свиток вылечил травмы, но они были не единственной проблемой клятвопреступника, были и те, что такой простой магией не решались.

Солигост помнил тот последний раз, Фринрост был отзывчив и человечен, насколько ему позволяло безумие. Он был благодарен брату за утешение и заботу. Сейчас же он воспринимал это, как должное, а в Солигосте видел скорее прислужника, нежели родственника.

Демон отвлекся от своего пира и насторожился. Солигост вопросительно посмотрел на него.

— Сюда кто-то идет, — услышал паладин его голос, он звучал обрадованно.

Солигост подождал немного, надеясь, что Фринрост соизволит вернуться в человеческий облик. Демон выразил непонимание его бездействию. Солигост разочарованно вздохнул и пошел встречать гостей сам.

Тундра была окутана густым туманом. Это было частым явлением в весенние месяцы. Обычно в туманную погоду любили атаковать маги. Дальнобойные атаки — особенно морозная и электрическая магия — получали большое преимущество в туман. Солигост морально настраивался на сложную битву. Но, к его удивлению, незваными гостями оказалась вовсе не шайка магов-захватчиков.

К Башне Вторника приближались несколько всадников. Почти все лошади сияли магией Сельи, их вид был неприятен Солигосту, он чуть прищурился. Двое всадников были в шлемах, Солигост не мог разглядеть, кто это. Еще двое были молодыми паладинами, он их не знал. Одна из лошадей была призвана волшебницей, для Солигоста эта мелочь сразу бросалась в глаза, волшебницу Солигост тоже не узнавал. А вот всадник верхом на единственной живой лошади сразу же приковал к себе внимание Солигоста. Это был Лирэй.

«Опять…» — мысленно вздохнул ренегат. С каждым годом они с братом наживали себе все больше и больше врагов. Их ненавидели уже и в Селиресте, и в Тундре. Солигост был удивлен, не увидев поблизости Вторника. Он предположил, что темный маг сам сдох где-нибудь без его помощи.