Они все вместе искали пищу для своего бога, чтобы он ел и становился сильнее. Охотником был Солигост, остальные — разведчиками. Но случился голодный месяц. И все эти несчастные, несмотря на всю свою самоотверженную преданность были сожраны, никто из них так и не увидел прекрасное будущее, которое им обещал Солигост. Он чувствовал себя обманщиком, и это было отвратительно.

Фринрост не чувствовал ничего подобного. У него все еще была еда, и он был счастлив. Даже ненависть к Селье, которая в свое время так сплотила их с братом и дала силы выстоять против всего мира, уже не могла сравниться по своей силе с тем ужасным голодом, который Фринрост испытывал постоянно. После Ронхеля у Фринроста возникли некоторые проблемы на почве голодания, но он пытался справиться с ними, он боролся за свое здравомыслие, ему помогали в этом стыд и ненависть. Когда ненависть иссякла, остался стыд. Но Солигост теперь не видел и его. Демон смачно чавкал и хрустел костями, не утруждая себя ни свежеванием, ни готовкой, ни даже раздеванием своих жертв. В последний раз, когда Фринрост поддался вот такому приступу обжорства, и был при этом все еще человеком, ему было стыдно за свое поведение.

Солигост хорошо помнил тот день. Они сцепились с какими-то местными головорезами и по итогу схватки разжились кое-каким добром, пленником и лошадью. В те времена, которые Солигосту теперь казались невероятно далекими, братья ехали к ближайшему месту, где можно было выторговать себе ценных припасов в обмен на тот хлам, который они отобрали у бродяг, а также в обмен на раба и коня. Главным образом они нуждались в еде. Их собственные запасы истощились пару дней назад, а у головорезов ничего съестного не оказалось.

Солигост всю дорогу смотрел, как брат то и дело кладет руку на живот, испытывая муки голода, и оценивающе смотрит на лошадь, везущую связанного пленника. До ближайшего базара оставался день пути. Братья были верхом на костяных лошадях, так что о них можно было не беспокоиться, а что там будет с пленником и его конем, было совершенно не важно, лишь бы их можно было продать по итогу, причем живые лошади в Тундре были значительно дороже рабов, так как считались роскошью.

Солигост видел, что Фринрост пытается справиться с наваждением, но он так же знал, что тот уже давно проиграл свой бой призракам Ронхеля и не дотянет до базара. Солигост не попытался его остановить, когда брат без предупреждения отрубил несчастной скотине голову и спешился, а затем припал к источающей пар еще дергающейся в конвульсиях плоти, словно это было божественное угощение. Пленник валялся связанным там, где упал и ошарашенно смотрел на него, как на психа.

Фринорост вгрызался в свежую конину с рвением, какому позавидовал бы молодой волк. Перепачкавшись в крови и злобно вращая озверевшими глазами, ренегат набивал себе брюхо до боли. Потом его вырвало, но едва отдышавшись, Фринрост снова вцепился в мясо и продолжил есть, вид собственной рвоты под ногами нисколько не перебил его аппетит. Все это мракобесие смотрелось еще более гротескно на фоне хладнокровного Солигоста, наблюдавшего за свихнувшимся братом с жалостью. Он много раз пытался ему помочь, но безуспешно.

Солигост переложил пленника на свою лошадь.

— Если ты попытаешься сожрать его, остаток пути проведешь скованным, — предупредил он Фринроста.

На лице пленника нарисовался ужас, он понял, что Солигост вполне серьезен, такое уже случалось раньше, ренегат говорил так буднично. Фринрост лишь скосил на брата виноватый взгляд, а потом снова зашелся приступом рвоты.