Червь 2 - Антон Лагутин

Галоперидол: если не примет, — то эти долгие пять минут безумия сотрутся из её памяти, как только я пересеку дверь квартиры. Жалко конечно, но сейчас я бы сам не прочь подцепить деменцию и забыть этот день навсегда.

Моё тело скручивает от удовольствие, горячая молофья брызжет так, словно её наполнили газом через сифон.

Вимпат: если не примет, — то судорога скрутит её в узел.

Искусственные ногти вгрызаются в мою кожу. Пенсионерка дёргается. Мычит. Мне больно! Я опускаю глаза и вижу, как её глаза закатываются, скрывая от меня зрачки. Мычание сменяется удушьем. Её бледная кожа синеет на глаза. На лбу набухает огромная синяя вена и тянется к волосам, словно под кожей завелся дождевой червь. Еще никогда я не доводил женщину до такого удовольствия! Я могу гордиться собой.

Я больше не мальчик.

Я больше не мужчина.

Я больше не настоящий самец.

Теперь я на порядок выше всех этих понятий современного мужества, потому что попробовал всё.

Ей хорошо — значит и мне хорошо!

Мою пенсионерку, мою первую пенсионерку, лишившую меня мужественности, начинает колбасить. Скручивать в узел. Выворачивать наизнанку. Ногти полностью входят в мою кожу, вызывая нестерпимую боль. Я пытаюсь вырваться, но чувствую себя молодым волком, угодившим в капкан.

Оголовье кровати долбиться в стену. Тумбочка, заходив ходуном, скидывает на пол блюдце с таблетками. Стакан разлетается по полу сотней мелких осколков.

Дверь в комнату открывается. Под тапочками тяжеленной женщины хрустит стекло, фольгированные упаковки брызжут в воздух белыми облачками раздавленных в порошок таблеток.

Встав возле кровати, женщина вопит:

— Ничего не делайте, пожалуйста!

— Помогите ей, вызовите скорую!

Глядя на мой зад сквозь огромные очки, она вопит:

— Продолжайте на ней лежать!

— Мне больно! — кричу я.

— Потерпите, пожалуйста, скоро всё закончится.

— У неё приступ! Дайте ей таблетки!

Женщина в чёрных лосинах, поставив руки на пояс, вопит:

— Ничего не надо ей давать! Терпите!

Вечером того же дня я купил себе огромный телевизор и плойку с новой батлой. Всю ночь я пил и играл.

Играл и пил, пытаясь заболеть деменцией и забыть прошлый день, даже не смотря на то, что я смог затрахать женщину до смерти.

Ал смотрит на меня. Выпучил глаза и смотрит, внимательно слушая. Не упуская не единого слова хлопает глазами и медленно раскрывает рот. А потом спрашивает:

— Что⁈

Вот это я дал гари! Как бы я не хотел, как бы меня изнутри не сжигала жажда, но с бухлишком придётся притормозить, иначе план пойдёт по пизде.

Еще чуть-чуть. Самую малость.

Последний глоток.

Последний…

Прошу Ала достать вторую бутылку…

Глава 17

Вечер стремительно набирал обороты.

С улицы, сквозь разбитое стекло на кухню вливался прохладный воздух и стрекот цикад.

Чуть не спалив полдома, я сумел поджечь свечи, найденные в комоде. Окутанный мягким светом колышущихся огоньков, Ал сидит за столом и жрёт. Его пальцы блестят от куриного жира. Блестят как дорогущие алмазы в свете софитов. Он хватается за куриную ногу, отрывает её от тела, и откусывает смачный кусок. Поймав мой взгляд, он зачёсывает густую чёрную чёлку, и вся его причёска, все его зализанные назад волосы блестят, словно он посетил дорогущий барбершоп, где его подстригли на «отъебись», но модельного воска не пожалели.

Ночь обещает быть волшебной.

— Доставай вторую бутылку, — говорю я.

Он выдвигает ведро из-под стола. Вода успела нагреться до комнатной температуры, но глиняная бутылка сохранила пивчело холодным. Огромное ей за это спасибо!