Червь 2 - Антон Лагутин

— Да ты не переживай, — успокаивают меня крыски, — можем жить спокойно.

— А соседи?

— Они не общались. Никто нас не побеспокоит. Единственное, что может тебя беспокоить, находится в комнате напротив тебя.

Напрягшись еще сильнее, я повернул голову и уставился на запертую дверь.

— И что же там? — спрашиваю я.

— Иди и посмотри.

За дверью оказалась тесная комната. На полу пыльный коврик, на котором красовалась кривая тень от оконной рамы. Справа у стены шкаф, слева — сколоченная из досок кровать. Накрывшись серым одеялом, кто-то лежал, неподвижно.

— Хозяйка?

— Хозяйка.

Замечательно. Просто охуенно! Хозяйка — соседка, еще и мертвая.

Я скинул одеяло. Старушка, лет семидесяти, с длинными седыми волосами лежала на боку, уткнувшись лицом в стену. Красивая. Кожа гладкая и синяя, как медуза. Когда сердце замирает навечно, тело умирает. Вы полностью расслабляетесь. Расслабляются все мышцы. Ноги становятся похожими на трубы, руки — на ветки. Мышцы лица скидывают с себя весь груз, который олицетворял вашу внешность. Ваше лицо — больше не ваше лицо. Вы больше не принадлежите себе. Каждый расслабившийся мускул стёр вашу чёрточку лица. Словно художник стёр ластиком черты лица со свежего рисунка. Кожа гладкая, ровная, как у младенца. На лице нет стресса, нет боли, нет страха. Больше нет горя.

Нет лица.

Перед сном женщина даже не стала переодеваться. Ей было настолько наплевать, что она легла спать в чём была. Она накрылась одеялом и заснула. Умерла, избавившись от страшных мыслей о своём ребёнке.

Горе убивает. Факт.

Глядя на всё это, мне захотелось жрать еще сильнее. Порывшись в ящиках кухонного буфета, кроме гнилых овощей я больше ничего не нашёл. Тут либо с голодухи помирай, либо в люди иди. Голод — двигатель жизни. И куда без него. Пересидеть не получится. Факт.

Когда мы лазили по улицам деревеньки в поисках нужного нам дома, я приметил на центральной площади что-то похожее на рынок. Множество палаток и шатров, стоявшие ровными рядами.

Деньги! С пустыми руками нет смысла идти. Воровать я еще не готов. Не настолько голодный. И тут я кое-что вспомнил.

Я хлопнул по карманам штанов и улыбнулся. Запустил трясущуюся ладонь в карман и быстро выудил кожаный мешочек кудрявого. Развязал узелок и высыпал содержимое на стол.

Блядь!

Пиздец!

Здесь не было золотых монет, грёбанных серебренников или еще какой либо хуйни, представляющей хоть какую-то ценность. И что это вообще такое? Сразу и не разобрать…

Я взял один из шести круглых предметов, размером с пивную пробку. На вид — монета, но присмотревшись… Охуеть! Это шутка какая-то?

Сосок. Всего шесть сосков. Да-да. Это оказались человеческие соски, сушенные, как вобла. Твердые и шершавые. Такого изврата даже я себе представить не смог бы. Лучше бы это оказались пивные пробки!

Я, конечно, могу допустить, что соски здесь ходовая валюта, но это же полный пиздец! У меня миллион вопросов, ответы на которые я смогу найти только на улицах этой странной деревеньки. Ну и влип я.

Собрав сосочки обратно в мешочек, я уже собирался выпорхнуть на улицу, но усталость и грязь меня тормознули. Да и крыски, как заботливые родители, сразу же мне указали на мой неопрятный, слегка диковатый вид.

Спору нет.

Нужно привести себя в порядок, переодеться, и немного поколдовать над внешним видом. Чует моё сердце, что меня уже хватились. И может даже ищут во всю, опрашивая уличных зевак.

Ну что же, хозяюшка, вы не будете против, если я пошарю в вашем гардеробе?

Глава 13

На удивление в доме было прохладно.

Кондиционером тут и не пахло, но сквознячок, задувавший сквозь разбитое стекло над столом, приносил свежий воздух. В большой комнате еще можно было дышать полной грудью, но хозяйка в своей комнате уже успела подпортить воздух, от чего копаться в её вещах было тем еще испытанием.