Червь 2 - Антон Лагутин

Свой меч я нахожу позади себя, в паре шагах. Поднимаю, прячу в ножны. Подхожу к дёргающимся в танце безумия телам на земле. С кабаном всё понятно. Из разрубленной пополам головы хлестали две струйки крови. Первая, что била в воздух на метр и с каждой секундой затихала — заливала кудрявому лицо, брызгала в рот, перекрасила его роскошную шевелюру в коричневый цвет. Слипшиеся волосы уже не кажутся такими красивыми, такими харизматичными и кудрявыми. Сейчас он напоминает бедного барашка, чью глотку вспороли в подворотне и пустили реки крови по улицам микрорайона.

А вторая струйка — стреляла через дорогу, оставляя на траве красные росинки, в которых застревали муравьи и слетевшаяся мошкара. Через минуту всё прекратилось. Сердце кабана остановилось. Задние ноги хряка задрали штаны кудрявого почти до колен. Кожаные штаны сморщились гармошкой. По складкам, как по водосточным желобам потекли тонкие струйки. Под ногами кудрявого начало разрастаться серое пятно влаги. Запахло мочой. Кабан обоссался, выпустив дух на свободу.

Кудрявый закряхтел. Кровавый пузырь надулся на его губах. Лопнул. Струйка крови потекла по щеке, изогнулась, и залезла на подбородок. Судя по всему, это была далеко не кровь кабана, наполнившая рот кудрявого.

Я пробежался глазами по мужскому телу, по тем участкам, что были видны под огромной тушей хряка. Одна из половинок головы неестественно висела в воздухе, прижавшись к рёбрам мужика. Сев на корточки, я присмотрелся: белёсый клык воткнулся между рёбер, и, скорее всего, проткнул лёгкое. Выглядит всё очень херово. Прям совсем.

Кудрявый дёрнулся, потянулся трясущимися руками к туше. Одной рукой схватился за гриву, второй — за половинку головы, и попытался скинуть с себя умершее животное. Ничего не получилось. Силы его покинули. Я положил руку ему на плечо и прижал к земле, чтобы он не навредил себе еще больше. Его руки упали на землю, прекратив бороться.

Он снова закряхтел.

Измождённые глаза впились в мои.

— Не дёргайся, — говорю я, — сделаешь только хуже.

Зашевелились губы. Раздался кашель. Новая порция крови вырвалась наружу, разлетевшись каплями во все стороны. Струйка крови увеличилась. Но был тут и положительный момент — кровь без пузырьков. Хороший знак. Главное сейчас — не наделать ошибок.

Мне доводилось видеть ошибки. И это не просто криво забить гвоздь. Нет. Это когда благими намерениями убивают человека. Да, и так бывает, бля.

После очередного обстрела, когда с неба падали птицы из стали, обрушился целый подъезд соседнего дома. Облако пыли смешалось с едким дымом и ничего дальше пары метров мы не видели. И не слышали. Взрыв был такой силы, что взрывная волна, пройдя сквозь бетонные стены, всё равно скрутила наши органы в узел, обдав тела адским жаром. Звон долго еще стоял в голове. Может, кто-то и орал от боли, может кто-то и звал на помощь, может кто-то и плакал, — мы ничего не слышали.

Выбегая из квартир, люди спускались по лестницам, громко хрустя битым стеклом. Выскочив из подъезда, первым делом ты пытаешься понять: что случилось. Что произошло? Ведь ты не стоял у окна, ты не сидел на той самой ракете, ты даже не интересовался, что там за стенами твоей крепости — твоего дома. Просто, в какой-то момент, ёбнуло так, что ты нахой оглох.

И вот, не смотря на всю опасность, все эти выжившие люди, разодетые во что попало: в халатах, в майках, в брюках, в шубах, вываливаются из подъезда, как разноцветные колечки из картонной упаковки утреннего завтрака, и начинают выяснять: Что, мать его, случилось?

Охая и ахая, все осматривают дом. Находят место обвала. Двор наполняется плачем, криками.

Но ты еще ничего не слышишь. Никто еще ничего не слышит. Но все понимают, что случилось что-то страшное. Снова. Опять.