Бойся пламени - Оливия Дарлинг (2025)

— Хорошо. — Он снова проводит большим пальцем по моей шее, и его губы кривятся, когда он чувствует, как у меня учащается пульс. Его лицо приближается к моему, но я не двигаюсь, зарабатывая еще один удар его большого пальца. — Знаешь, что случается с предателями в Варавете?

— Нет, — уверенно отвечаю я, несмотря на то, что чувствую себя совершенно не так.

— Обычно командир выбирает солдата, который будет сражаться вместо него, но я предпочитаю сам приводить приговор в исполнение. Церемония начинается с возможности физически сразиться с предателем без оружия и доспехов, а после этого командир может выбрать формы пыток и казни.

Он смотрит на меня сверху вниз, словно ждет, что я его оттолкну, но мысль о том, что он будет сражаться за меня до тех пор, пока костяшки его пальцев не будут запекаться в крови, производит на меня противоположный эффект. Может быть, это потому, что я никогда не видела, чтобы кто-то терял себя, когда мстил за меня или дичал от перспективы моей боли.

— Что ты с ним сделал? — Я чувствую, что едва могу набрать воздуха в легкие, пока жду его ответа. Он следит за моей реакцией, как хищник, выслеживающий свою добычу из кустов.

— Он сказал о тебе несколько вещей, которые я отказываюсь повторять, поэтому я отрезал ему язык, чтобы продолжить казнь без его отвратительного лепета. Затем я очень медленно вырезал эти слова на его спине. Я собрал свою армию для демонстрации. Он был другом для некоторых, но я позаботился о том, чтобы он закончил эту ночь врагом для всех.

Он делает еще глоток виски.

Мои слова плетутся по грязи в моем сознании. Мне нечего ему предложить, кроме тишины.

— Прошу прощения, что не отправил письмо в замок, но я ждал галлокрылов после того, как бросил его в лесу. — Я никогда не видела этих тварей, но слышала истории о змееподобных тварях. Яд в их клыках заставляет кожу гореть и медленно парализует вас. — Мне удалось дождаться, пока их безумие пройдет, и отрубить ему голову, чтобы принести в лагерь. Работы было не так уж много, но я сделал так, чтобы он чувствовал мучительную боль до последнего вздоха.

— Но публичная казнь от моего имени означала бы… — Я качаю головой, не в силах осознать это.

— Я поклялся защищать тебя, Элоин. Я предан тебе, и теперь это знают все остальные. — Он скользит рукой к основанию моего черепа.

— Но Эагор…

— Перестань говорить об Эагоре, — резко говорит он.

— Этот договор нужен моему народу, чтобы выжить.

— И они выживут. — Интенсивность его взгляда приковывает меня к месту так же, как и его тело. — Но я не буду стоять в стороне ради дипломатии. Я всегда буду преследовать любого, кто причинит тебе боль, даже если ты меня отталкиваешь. Я не жалею ни об одном крике, который я украл у него смакуя их.

Я не могу понять, как он думает, что его действия могут вызывать у меня отвращение, когда я знаю, что поступила бы так же, если бы была на его месте. Я могу показать Кейдену самые темные стороны себя, те извращенные стороны, которые я скрываю, и найти утешение в осознании того, что та же тьма живет в нем. Он никогда не был моим врагом. Он первый, кто сразился с моим врагом и вместе со мной, и за меня.

Я разберусь с последствиями, когда приземлюсь, но сегодня я устала ходить по тонкой грани. Я отвернулась от него после того, как мы проникли в тюрьму, но я не отвернусь сейчас. Я облизываю губы, выпрямляя спину, чтобы приблизиться к нему. Его губы раздвигаются, и дрожь пробегает по нему, когда я обхватываю его покрытую шрамами щеку. Кейден не хочет брать у меня, поэтому я хочу отдать ему.

Его рука метнулась к моему бедру, крепко прижимая меня.

— Эл?

Мои губы в нескольких дюймах от его губ, и тяга почти больше, чем я могу вынести.

— Да?

— Осторожнее, ангел. Ты даешь человеку вкус спасения, и он может вернуться за добавкой. — Его руки трясутся от сдержанности.