Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии - Генри Марш (2017)

Мы пересекаем Днепр по одному из массивных мостов, построенных еще в советскую эпоху. Река замерзла, но только местами. Внизу на ледяных островках виднеются десятки человеческих силуэтов: люди сидят у черной кромки воды и ловят рыбу через отверстия, проделанные во льду.

— Каждый день кто-то тонет, — замечает Игорь. — В этом году уже двадцать погибло. Какая нелепость!

Мы едем по булыжной мостовой, ведущей от берега Днепра к центру Киева, и поворачиваем на Институтской улице, где несколько месяцев назад во время демонстраций на Майдане снайперы убили десятки протестующих. Центральный госпиталь военно-медицинского управления СБУ, в котором Игорь арендует помещения для своей частной клиники, — прямо за углом, на Липской улице. Как и следовало ожидать, больница Службы безопасности Украины находится в центре города. В разгар Майдана я не раз посещал Киев и старался как можно больше времени проводить среди тысяч демонстрантов. Я гордился тем, что являюсь частью всего этого.

* * *

Впервые я побывал на Украине в 1992 году, сразу после распада Советского Союза. Посещая одну из больниц, я случайно познакомился с Игорем. Мы подружились, и с тех пор я каждый год наведываюсь на Украину, чтобы помочь ему с операциями. В девяностые здешняя медицина на десятилетия отставала от западной. Я привез Игорю множество подержанных инструментов и микроскопов и научил его всему, что знаю сам. Поначалу мы занимались только операциями на позвоночнике, и вскоре Игорь стал, пожалуй, самым квалифицированным хирургом на Украине. О нем пошла молва, и к нему на прием начали записываться все больше пациентов с заболеваниями головного мозга. Игорь постоянно донимал меня просьбами о том, чтобы я помог ему с нейрохирургией. Главный его аргумент состоял в том, что на Украине никто толком не лечит пациентов с крупными акустическими опухолями (он видел, как я провожу подобные операции в Лондоне). Из-за несвоевременной диагностики эти опухоли к моменту обнаружения достигают огромных размеров, из-за чего оперировать их опасно и сложно.

Акустическими называют опухоли, которые произрастают в черепе из слухового нерва; порой они становятся настолько большими, что, сдавливая мозг, медленно убивают пациента.

Первый раз, в 1992 году, я приехал в Киев в сопровождении двух британских коллег: анестезиолога и патологоанатома. Мы посетили главную государственную нейрохирургическую больницу — один из двух крупнейших центров нейрохирургии на территории Советского Союза, — где выступили с лекциями. Коллеге-патологоанатому устроили экскурсию по патологоанатомическому отделению киевской больницы, после чего он вернулся потрясенный: ему показали ряд корзин, где лежал головной мозг пациентов, умерших после операций по поводу акустической опухоли.

Когда Игорь вместе с женой Еленой приехал на нашу с Кейт свадьбу в 2004 году, все, о чем он говорил, — это акустические невриномы и их оперативное лечение. Через несколько дней Кейт не выдержала и сказала ему, что больше не хочет об этом слышать. «Игорь, — заявила она, — простите, но придется ввести мораторий на слово „акустический“. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Каждый раз, когда мы собираемся за столом, вы только и делаете, что пытаетесь убедить Генри показать вам, как оперировать акустические опухоли». Ну хоть на этот раз он послушался и ненадолго успокоился. Даже мне его увлеченность нейрохирургией и беззаветная преданность делу порой казались утомительными. В конце концов я согласился помочь, пусть и не без опасений, потому что лечение опухолей мозга одними операциями не ограничивается.

В годы, предшествовавшие событиям на Майдане, я возвращался домой в Англию и с воодушевлением говорил знакомым:

— Украина — по-настоящему выдающаяся страна.

Обычно мне отвечали с озадаченным лицом:

— А разве это не часть России?