Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии - Генри Марш (2017)

Лечение сработало, и неизвестно откуда взявшиеся синяки сошли. Нельзя сказать, помог ли здесь психоанализ или же дело было в том, что отец, по его собственному признанию, из-за маминой болезни стал гораздо более внимательным мужем. А может, ей стало лучше оттого, что в больнице она отдохнула от воспитания четверых детей практически в одиночку: со стороны помощи не было, а отец всего себя посвящал работе. Родители как-то пошутили, что мой характер, который доставлял им немало проблем, помимо прочего сформировался под влиянием материнской депривации, которую изучал знаменитый детский психолог Боулби.

Может, это действительно так, а может, и нет, но лишь к старости я осознал, как сильно родители повлияли на меня, а заодно понял, что всем хорошим в себе я обязан исключительно им.

Еще через тридцать лет, когда я учился на медицинском, у мамы опять появились багровые отеки («шишки», как она их называла), сильно переполошившие родителей. «Наверное, ты из-за чего-то сильно нервничаешь», — помнится, чуть ли не в отчаянии говорил ей отец, когда она лежала в кровати, корчась от боли. К счастью, на этот раз выписанный специалистом препарат «Дапсон», который обычно применяют при проказе, быстро помог. Если бы это ничем не примечательное лекарство продавалось в 1950 году, я, возможно, вырос бы совершенно другим человеком — не сидел бы сейчас в отдаленной непальской деревушке у подножия горы Манаслу и не записывал бы воспоминания о родителях под звуки горной реки Будхи Гандаки: с шумом преодолевая многочисленные пороги, она течет от вершин Гималаев, чтобы потом стать частью реки Трисули, впадающей в Ганг, который несет свои воды в Индийский океан.

* * *

Отец всегда был неисправимым оптимистом — даже когда память начала подводить его, он надеялся, что все наладится. Однажды — еще до того, как деменция окончательно взяла над ним верх и он по-прежнему жил в большом старинном доме с видом на парк «Клэпхем Коммон», — я выгравировал нашу фамилию на медной табличке и повесил ее у звонка на входной двери (тут был еще один звонок для квартиры в подвале, которая теперь сдавалась). Гравировка получилась неуклюжей, и буквы постепенно уменьшались.

— Прямо как мои способности, — печально сказал отец, когда мы вдвоем разглядывали прикрученную табличку. Тогда он еще отдавал себе отчет в том, что с ним происходит. — Но думаю, что все наладится.

* * *

Во время второй поездки в Непал я вместе с Девом посетил мобильный госпиталь, организованный им в отдаленном уголке страны. Покрытая щебнем дорога заканчивалась в районе Горкха, после чего мы потратили три часа, чтобы преодолеть тридцать шесть километров по горам до небольшого городка Аругхата. Мы двигались по ухабистой грунтовой дороге — правда, недостаточно ухабистой для того, чтобы отвадить грузовики и автобусы, которые ползли по ней в облаках коричнево-желтой пыли. Порой места едва хватало, чтобы с трудом разъехаться двум машинам, причем крайнюю от отвесного обрыва отделяло всего несколько сантиметров. В ясный день здесь можно было бы разглядеть гору Манаслу, вздымавшуюся над долиной, — одну из красивейших вершин Гималаев, восьмую по высоте в мире, — но вокруг стояла густая дымка, и ничего видно не было.