Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Доктор предсказывал по росе погоду и мало-помалу стал считаться местным метеорологом и бескорыстным поборником здешнего климата: вначале он говорил, что такого здорового места нет во всей округе; в конце второго года он уверял, что это самое здоровое место во всем департаменте, а незадолго до того, как встретился с Жаном-Мари, провозгласил, что Гретц может поспорить с любым курортом не только во Франции, но даже и во всей Европе.

На следующее утро после визита к умирающему клоуну доктор, гуляя по своему саду, поднялся на пристань и долго смотрел на реку. Вдосталь налюбовавшись светлой, прозрачной водой, рыбами, всплывавшими со дна и сверкавшими серебристой чешуей, наглядевшись на длинные тени, отбрасываемые деревьями с противоположного берега и достигавшими середины реки, на солнечные блики, двигавшиеся между ними, он вернулся через сад домой. Освеженный утренней прогулкой, он позавтракал и снова вышел на улицу.

Зашагав по мостовой, он первым нарушил царившую вокруг тишину. Деревня еще спала. Доктор полной грудью вдыхал чудный воздух, совершенно довольный и собой, и утром, и всем на свете.

На одной из тумб, стоящих по обе стороны ворот гостиницы госпожи Тентальон, доктор заметил маленькую темную фигуру, неподвижно сидевшую в созерцательной позе, и сразу узнал в ней своего вчерашнего знакомца – Жана-Мари.

– Ага, – Депрэ остановился перед мальчуганом и, нагнувшись, оперся обеими руками о колени. – Вот как мы рано встаем. Видно, нам присущи все пороки настоящего философа…

Мальчик поспешно вскочил на ноги и отвесил доктору поклон.

– Ну, как там наш больной? – спросил Депрэ.

Оказалось, что больной в том же состоянии, как и вчера.

– Почему ты так рано встаешь? – продолжал доктор допрашивать мальчугана.

Тот долго раздумывал и наконец объявил, что и сам не знает, почему.

– Сам не знаешь… – повторил Депрэ. – Мы, дружище, никогда ничего не знаем, пока не попытаемся узнать. Попробуй и ты спросить у самого себя, и скажи мне, ради чего ты рано встаешь. Тебе, верно, нравится?

– Да… нравится, – протянул мальчуган.

– А почему тебе нравится? – настаивал доктор. – Заметь, мы сейчас следуем методу Сократа [75] . Ну, так почему нравится?

– Утром так тихо везде, – отвечал Жан-Мари, – и мне делать ничего не надо. Вдобавок, в это время мне кажется, будто я хороший мальчик.

Доктор присел на другую тумбу. Разговор заинтересовал его: прежде чем отвечать, мальчик, видимо, обдумывал каждое слово и старался говорить правду.

– Странно, – заметил Депрэ. – Что-то тут не вяжется. Ведь, если я не ошибаюсь, ты сам говорил, что прежде занимался воровством.

– А разве воровать скверно? – спросил Жан-Мари.

– Должно быть, не совсем похвально. По крайней мере, многие придерживаются такого мнения.

– Я не о том. Я спрашиваю, скверно ли воровать так, как я воровал? Мне больше ничего не оставалось делать; ведь есть каждому хочется, каждый имеет право на кусок хлеба, а ведь много людей, у которых его нет. К тому же меня жестоко били, если я возвращался с пустыми руками. Я не стал бы красть пирожных, так я думаю; ну а кто с голодухи не стащит в булочной кусок хлеба?

– Ах ты, мальчуган, мальчуган! – почти сокрушенно промолвил Депрэ. – Я, видишь ли, сторонник благословенных законов здоровой и нормальной природы в ее простых и обычных проявлениях. Потому и не могу равнодушно и спокойно смотреть на такое чудовище, на такого нравственного уродца! Понял ты меня?

– Нет, сударь, не понял…

– Я терпеть не могу странных людей, – резко заметил доктор, – а ты самый странный мальчик, какого я когда-либо видел.

Жан-Мари помолчал, подумал, затем поднял голову и, взглянув на доктора с самым невинным выражением, заметил:

– А разве вы сами не странный?