Лирэй осторожно подошел к монастырю, словно боясь, что его ворота подобно пасти схватят его и затащат внутрь, чтобы больше никогда не выпустить обратно. В его голову даже закралась мысль, что Селья действительно запрет его в проклятом монастыре в наказание и в назидание прочим ренегатам. Лирэй испытал отчаянный ужас, подумав о том, что богиня не сжалится, а наоборот отыграется на нем за всех предавших ее ронхельцев. Захотелось немедленно пуститься в бегство. Сбежать и спрятаться, иначе случится что-то ужасное! Он сделал шаг назад, сопровождавшие его паладины заметили его замешательство и не дали сделать следующий. Лирэй почувствовал, как уперся спиной в шеренгу рыцарей позади. Нахлынула настоящая паника, он выискал среди толпы своих спутников, те улыбались ему, стараясь поддержать, но Лирэю их улыбки показались холодными и злорадным. «Они предали тебя! Что ты наделал! Отступать теперь некуда!» — был ли это внутренний голос Лирэя? Ренегат усомнился в этом. Он понял, что едва ощутимо в его душе проклевывается новорожденный демон. Припомнив чудовище Фринроста, Лирэй тут же пресек попытки чуждого голоса навязать ему мысли. Лирэй ужаснулся тому, сколь близко он подошел к точке невозврата.

Он в очередной раз взглянул на Джессвела, ради которого все это и затеял, парень смотрел на ренегата во все глаза, пытаясь понять, что с ним происходит. Лирэй знал, что Джессвел сейчас думает о Солигосте, прикидывает, каковы шансы убедить того покаяться.

«Я должен справиться», — решительно сказал себе Лирэй. Чем бы все ни закончилось, это было необходимо сделать. Когда трусливый шепоток в голове стих, а сам Лирэй пришел к готовности принять любую участь, какая бы его здесь ни ждала, он снова шагнул вперед, и еще раз, и еще. Встав вплотную к монастырю, он приложил руку к его вратам, руки тряслись от подспудной паники, за воротами он слышал отзвуки тренировки и недовольный голос настоятеля Нарвара. Хоть Лирэй и был создателем этого проклятья, на него оно тоже действовало в полной мере. Но ренегат держался.

Он нащупал те магические узы, которыми когда-то сковал монастырь. Теперь их предстояло расплести. Магия Сельи жглась и не давалась. Лирэй осознал, что сейчас у него нет власти над собственным проклятьем, если только он не собирался убить себя ради его снятия.

В этот момент он ощутил присутствие Сельи, она отправила одного из своих эмиссаров. Образ девы в скромной накидке и с сияющими крыльями за спиной возник рядом с ним. Такие обычно являлись жрецам, если нужно было чем-то им помочь или передать послание. Жрецы могли общаться между собой и посредством отлаженной телепатической связи между церквями, храмами и часовнями Сельи. Эмиссары были важны, как символ, когда слов было недостаточно.

Ее свет ощущался болезненно, словно гнев родной матери. Селья решила не затягивать с покаянием и дать Лирэю прощение прямо здесь и сейчас, не тратя время на суды и церемонии. Нечего было судить, Лирэй был виноват лишь в проклятье и оказании помощи другим ренегатам. Слова извинений встали колом в горле, но Селья не стала заставлять его произносить их вслух, эмиссар мягко обняла его, и спустя пару мгновений Лирэй перестал ощущать боль от ее света.

Присутствующие зрители завороженно наблюдали за этой сценой. Для кого-то это было просто интригующее зрелище, а для кого-то очень важный и знаковый момент. Эмиссар на прощание взяла руки Лирэя в свои, заглянула ему в глаза и растворилась в воздухе. Эффект проклятья наконец-то развеялся. Все вздохнули с облегчением.

Это было быстрее и проще, чем представлял себе Лирэй, да и вообще кто-либо еще. Он постоял у ворот монастыря еще пару секунд, а затем направился обратно к сопровождающим. Выслушал кипу поздравлений, пообнимался со всеми, выглядел он при этом очень счастливым. Было так приятно перестать чувствовать себя изгоем!