Второй кощей - Дмитрий Билик (2025)

Впрочем, губы Тимофея Валентиновича побелели. Он знал, если Великого Князя прижмут, он так и поступит. Обратная сторона отсутствия фаворитизма состояла в том, что у Милославского не было и друзей.

Казалось, оставь их еще на пару часов, и Великий Князь такого наговорит Трепову, что едва ли после всего они продолжат общаться. Впрочем, Господь был милостив. И сжалился над Дедом.

Прошло не более получаса. В особняке по заведенному обычаю уже зажгли свечи и стали готовиться к ужину. Ранее Трепов распорядился достать из погреба редкий сорт хереса, но теперь понимал, что едва ли ему в горло полезет хоть крохотный кусок белорыбицы. Однако именно в этот момент в дверь постучали.

Трепов, на мгновение позабыв про возраст, по-молодецки вскочил на ноги и бросился открывать. Там стоял его правая рука по созвездию — Минин, держа в костлявых пальцах газету. Дед ничего не сказал, лишь вопросительно посмотрел. А Старик легонько кивнул. И оба улыбнулись.

Чем дольше ты живешь, тем сложнее испытывать яркие эмоции. В детстве тебе хватало стаканчика мороженого, чтобы почувствовать себя самым счастливым. В подростковом возрасте лакомство могла заменить близость с любимой девушкой. Затем какое-то невероятное достижение в карьере, к которому ты шел не один десяток лет.

Инфляция счастья неумолима и беспощадна. Чем быстрее ты бежишь, тем сильнее приходится ускоряться, чтобы сохранить то, что уже имеешь.

Трепову казалось, что его эмоциональный родник давно иссяк. Не существовало в жизни того, что могло бы потрясти Тимофея Валентиновича или искренне обрадовать. Однако именно сейчас он был готов чуть ли не плясать от радости. Потому что все удалось.

— Ваше Величество, «Новгородский вестник», — протянул он свернутую «толстушку» Милославскому. — Не более получаса назад вышел.

Этой газеты они и ждали. Его люди караулили ее в самом Новгороде, после чего через Изнанку доставили сюда.

— Ну что там? — спросил Великий Князь, однако уже перехватил газету. — Чего темно так?

Едва он это сказал, как свечи под действием заклинания ослепительно вспыхнули. Милославский даже зажмурился, но развернул газету и зачитал вслух первую полосу:

— С прискорбием сообщаем, что сегодня днем Великий Князь Новгорода и окрестных земель, включая… так, вот… Ляхемский Николай Сергеевич трагически погиб при невыясненных обстоятельствах.

Милославский повеселел, еще раз бегло пробежав глазами по газете, после чего отбросил ее в сторону.

— Слышишь, Тимофей, при невыясненных.

— Уверяю вас, Ваше Величество, он был отравлен безоаровым камнем василиска. Яд настаивался семь лет. Завтра тело начнет неприятно разлагаться и все поймут, в чем дело.

— Замечательно. А василиски у нас водятся только близ Сегежи.

— Все так.

— Вот ведь как, — Милославский снова упал в кресло. А затем крикнул, — Семен! Семен!

Огромный двухметровый кощей вошел в кабинет, словно все это время стоял возле дверей. Его Трепов тоже не любил. Числился он обычным дьяком, однако на деле являлся правой рукой Великого Князя. Что-то подсказывало Деду, что Семен Молчун часто выполнял грязную и неприятную работу, о которой лишний раз не распространяются.

— Напишешь сейчас грамоту. Запоминай.

Громила даже пальцем не пошевелил, лишь кивнул. Но Трепов знал, каким бы тугодумом ни выглядел здоровяк — память у него отличная. Запомнит и воспроизведет все в лучшем виде.

— В связи с убийством Великого Князя Новгородского Ляхемского Николая Сергеевича, троюродного брата жены Великого Князя Тверского Милославского Ивана Артемьевича, Великое Княжество Тверское вводит свое воинство в города Новгород, Петербург, Гатчину, Всеволжск…

— Ваше Величество, — подал голос Трепов.

Милославский кивнул, мол, я о тебе не забыл.