Червь 2 - Антон Лагутин

Я опускаю глаза и всматриваюсь в быстро уменьшающуюся лужу гноя. В полу клетки было проделано узкое отверстие, куда как в унитаз, сливались все выделения птицы. Под столом я обнаружил огромную глиняную бутыль, в которую и стекали те самые маслянистые выделения. Ну и говнище!

Что тут происходит?

С любопытством я не смог справиться. Эй, птичка, гуль-гуль-гуль! Я просовываю палец между прутьев, тяну… И ничего! Я вдруг передумал, ну его нахуй!

Крысы защекотали бока.

С клюва капает на пол.

В моей голове стремительно нарастал пронзительный писк, как звук телевизора у глухого соседа за стеной, решившего глянуть новости перед вечным сном.

— Выпускай всех, — говорят крыски. — Ты обещал!

Обещания держу.

Пробежавшись глазами по клеткам, замечаю на дверцах маленькие крючки. Писец. Придётся откинуть порядка тысячи крохотных крючков. Сегодня я однозначно прикурю. Но, ничего не поделать. Главное — начать. И когда я начал, когда с десяток клеток были открыты, я увидел надежду. Ощутил тёплый свет в конце этой душной комнаты. Мои мохнатые приятели принимали непосредственное участие в освобождении своего вида. Каждая выпущенная на свободу крыса прыгала на соседнюю клетку и откидывала крючок. Освобождение стремительно ускорялось. Тут не то, чтобы сутки нужны, мне кажется, мы и за полчаса управимся.

Я подошёл к очередной клетке. Потянул пальцы к крючку. Как вдруг в моей голове раздалось:

— Не трогай! Этих нельзя выпускать.

Вот я слепой. В клетке почивала заражённая крыса. Но она была живой, прошедшей процесс мутации. Тварь учуяла меня. Начала как бешеная бегать по клетке, растягивая за собой полупрозрачные нити гноя. Жуткое зрелище. Особо стало жутко, когда она кинулась на дверцу. Морда протиснулась между прутьями и потянулась ко мне. Она словно чувствовала меня. Чувствовала моё желание ей помочь. Чувствовала моё сострадание. Но я ничего не мог поделать. Крысиная морда продолжала лезть наружу. Прутья начали раздвигаться, срезая крысиные усы, стряхивая струпья. На полу клетки появились тонко нарезанные ломтики кожи, покрытые шерстью. Крыса так усердно лезла наружу, что когда её глаза упёрлись в прутья, она не остановилась. Рывок. И два белых шарика лопнули. Белая жидкость брызгала из пустых глазниц каждый раз, когда крыса, охваченная агонией боли, пыталась рывком высвободить свою застрявшую голову.

Насмотревшись, я оглянулся. Добрая половина клеток уже была открыта. Пол комнаты быстро превратился в живой ковёр из серых грызунов. Мохнатая река разлилась по узким дорожкам, обвила мои ноги и потекла прямиком к двери, которую я не закрыл, а всего лишь прикрыл, бля.

Крысы навалились на дверь. Вскарабкивались друг на друга. Пищали. Было слышно, как когти скребутся о деревянный пол, о дверь. Было слышно, как шуршит шерсть, как длинные хвосты хлещут всё, что попадало им на пути. Когда живой массы стало достаточно, дверь отварилась.

Пиздец! Что сейчас будет…

— Крыски! — кричу я, ртом, во всю глотку. — Крыски! Остановите это! Мы должны выйти без палева!

Никакого ответа не последовало. В какой-то момент я понял, что больше не слышу потока сознания, исходящего от животных. Всё замолкло. Отсекло. Больше нет никакой связи. Остался живой писк безумия, стремительно покидающий комнату. Что за ерунда… Где мой дар⁈

Река крыс уже заполнила коридор подвала и вот-вот ворвётся на первый этаж, где быстро наведёт такого кипиша, что я и представить себе не могу, как мне придётся это всё объяснять.

Ну его нахуй!

Надо валить!

А вдруг пронесёт?

Глава 21

Странный денёк.

Начиналось всё как всегда. Утро. Пиво. Сиги. Сексапильная девчонка, привязанная к кровати. Работа.

А теперь что?