Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам (2024)

Луиза прикусывает губы, по-детски шмыгает носом. Она пытается прикоснуться ко мне, чтобы утешить, но я отодвигаюсь.

— Простите, миледи, мне так жаль…

Тонкий батистовый платок ложится на колени. В углу вышиты инициалы Эмиля, заключённые в герб Хойеров. Сердце разрывается на части, когда я смотрю на кусочек ткани, убивающий меня не хуже императорского палача. Слёзы перемыкают горло, но я не хочу, чтобы Луиза видела меня такой жалкой. Забиться в угол, спрятаться, уснуть и не проснуться — вот и все оставшиеся желания. Сжимая платок в руке, я поднимаюсь на ноги.

— Благодарю за честность, — тихо говорю я и, не глядя на съёжившуюся на скамье девушку, убегаю прочь.

Глава двадцать первая, в которой я бегу прочь

Следующие два часа я брожу по улицам Вейсбурга. Мила, сначала ходившая следом, пересаживается в коляску с поднятым верхом: мелкий дождь усиливается, превращаясь в ливень. Я иду, куда глаза глядят, не поднимая капюшон. В туфлях хлюпает холодная вода, капли ручейками скатываются по волосам и проникают за воротник, руки превращаются в ледышки, но я не обращаю на это внимания.

Скомканный платок в моей ладони пахнет таким знакомым чистым ароматом, что чудится: Эмиль где-то рядом. Кажется, стоит обернуться, и я уткнусь носом ему в грудь. На миг я желаю вернуться во дворец, найти его, чтобы обо всём расспросить, но тут же останавливаю себя. Я своими глазами видела Луизу, выходящую из его покоев, и каждый раз чувствовала тревогу. Об этом даже слуги шепчутся.

Но самое главное: я не вынесу, если он начнёт мне рассказывать подробности. Заскулю, как вышвырнутая хозяином собака, и буду умолять его остановиться. Сейчас я ещё держусь, не позволяя слезам пролиться, но стоит князю сказать хоть слово, и плотину прорвёт.

Мила была права, распекая меня в то злосчастное утро. Эмиль ведь ничего мне не обещал, не признавался в любви, не клялся в верности. Он забавлялся моей неопытностью, принесённой ему собственноручно на блюдечке, и наслаждался тем, чего ему так не хватало. Как же наивна я была! Думала, что ложь о моём спасении — предательство, но она не идёт ни в какое сравнение с подобным лицемерием. Сам приказывал мне соблюдать внешние приличия, и сам с удовольствием наплевал на них.

Утираю дождевые капли с носа. Замёрзшие пальцы плохо гнутся. Гвардейцы, всё это время следующие за мной, ведут в поводу поникших лошадей, да и сами украдкой хлюпают носами. Мила в очередной раз предлагает поехать домой, но от этих слов сердце болит ещё сильнее. Теперь мой дом — это дворец, и я буду всю жизнь вспоминать, как в этих самых стенах Эмиль раз за разом обманывал меня.

Не вернусь туда. Ни за что на свете. Лучше смерть.

Заношу руку над канавой, чтобы выкинуть в неё злосчастный платок, и замираю. А ведь Эмиль — не единственная особа императорской крови, которую я знаю. Стискиваю тонкую ткань в пальцах. Безумная мысль мелькает в воспалённом, как в лихорадке, разуме, хочу отмахнуться от неё, но вдруг понимаю: это мой шанс.

Возвращаюсь к экипажу, приказывая:

— Во дворец к её величеству!

* * *

Катарина принимает меня через каких-то полчаса. За это время я успеваю чуть обсохнуть и всё обдумать ещё раз. Гудящую над ухом о приличиях Милу выдворяю вон из приёмной, где меня оставляет камердинер. Жду, когда позовут к её величеству, отчаянно убеждая себя в правильности принятого решения. Жить с разрывающей душу болью невыносимо, и если она не поможет мне выбраться из этой ловушки, то я не представляю, как дальше быть.

— Боги, Лияра! Что с вами приключилось? — восклицает Катарина, стоит мне переступить порог малой гостиной. — Вы в порядке?

Императрица жестом отсылает фрейлин — по счастью, Луизы среди них нет — и помогает мне опуститься в кресло у горящего камина.

— Надеюсь, я не помешала. Простите, госпожа, мне просто больше не у кого просить помощи, — простуженным голосом говорю я.