На следующий день, после очередной ночи истязаний Алина заболела. К завтраку не вышла. Артем заглянул к жене перед работой, справиться о ее самочувствии. Он зашел уже полностью одетый, и, склонившись над ней, пощупал лоб.

— Алиночка, душа моя, ты как себя чувствуешь? Может, продуло тебя вчера в ресторане. Мы сидели близко к кондиционеру. Я же говорил тебе, чтобы ты пересела. Опять ты не послушалась, и вот результат.

Ощупав лоб рукой, потом приложившись сухими колючими губами, Артем озабоченно произнес:

— Температуры, по-моему, нет. Что у тебя болит, дорогая? Живот не крутит, не тошнит?

Алина не реагировала. Женщина лежала на спине, сложив руки на животе, как покойница. Лицо ее было бледнее, чем обычно, глаза закрыты. Она не слышала Артема, не чувствовала его прикосновений, не ощущала свое тело. Это была защитная реакция организма. Женщина перестала воспринимать реальный мир. Ее сознание спало, а душа улетела в счастливое прошлое, наглухо затворив за собой дверь.

«Опять отключилась, придется доктору звонить. Пусть проколет, вернет ее грешный разум на место», — раздраженно подумал Артем.

Он вышел из комнаты Алины и закрыл дверь на ключ снаружи. Потом спустился на первый этаж, прошел в столовую, подозвал работницу Наталью:

— Хозяйка приболела, — сказал он строго, выразительно посмотрев на девушку, — отнесешь ей обед в комнату. Вот ключ. Поняла?

Он снова сделал акцент на последнем слове.

— Поняла, — быстро ответила Наташа, для пущей надежности махнув головой и сложив руки в замок перед грудью, что должно было заверить хозяина: «Я все понимаю и молчу, как могила».

Наташа знала о «приступах нездоровья» Алины. Случайных людей Артем в дом не брал. Все кандидаты проходили тщательную проверку и давали клятвенное обещание — все, что случается в доме — их не касается, и говорить об этом они не имеют права. Строгонов хорошо платил за работу и за молчание, поэтому никто не хотел быть уволенным.

Артем еще раз грозно взглянул на прислугу и вышел во двор.

Стоя на крыльце, он подозвал охранника Женю. Тот подбежал к хозяину и встал навытяжку, пожирая Строгонова глазами:

— Слушаю, Артем Сергеевич, — отрапортовал он.

— Алина Романовна приболела. Смотри, чтобы ее никто не беспокоил. Приедет врач, проводишь к ней в комнату, как обычно. Потом выведешь. Ни с кого глаз не спускай! — Артем вращал круглыми зрачками, от чего у Жени по спине бежали мурашки.

Он помнил, как один раз провинился. В одну из ночей «приболевшая» хозяйка удрала через заднюю калитку, где почему-то всегда ломается камера, в лес. Он с трудом отыскал ее.

За это Строгонов чуть не прогнал его с места. Кричал так, что Женя боялся — хозяин его ударит. Парень буквально валялся в ногах у Артема, прося прощения. Он не хотел потерять хорошо оплачиваемую работу. У него на руках была парализованная мать. Уход за ней и лекарства стоили больших денег. Маму свою Женя очень любил, поэтому был благодарен Строгонову, что он простил его в тот раз. Теперь Женя дал себе клятву оправдать доверие хозяина. Он готов был сделать для него все, что угодно, лишь бы угодить ему и остаться на работе.

— Есть! — выкрикнул охранник и, наверное, завилял бы хвостом, если бы он у него был.

— Не ори, — сказал Артем и направился к машине, невесело рассуждая по дороге: «Может, опять в клинику положить на месяцок. Когда она последний раз лечилась? По-моему, полгода назад. Пора, пора поддержать ее нервишки. И мне спокойней будет. Там решетки на окнах, присмотр хороший. А дома все время бойся, что опять сбежит. Птичка моя вольная, когда ты уже угомонишься. Ведь знаешь, что никуда от меня не денешься. Доченька- то твоя у меня».

Артем кивнул водителю, тот вылез из машины и быстро подошел к нему.

— Я сам поеду. Алина больна. Так что, ты тоже дома. Смотри тут. Занимайся в гараже, проверь машины и помогай охране.

— Хорошо, Артем Сергеевич, — ответил Виктор.