– А теперь, поскольку тебя вчера так не вовремя не было на совещании, мне нужны кое-какие цифры, – говорит он.

Через несколько минут я вызываю Лу: без его помощи мне не справиться. Потом Пич подключает Этана Фроста, и мы разговариваем вчетвером.

И больше уже за весь день у меня так и не находится времени подумать об Ионе. Я только заканчиваю с Пичем, как в кабинет входят с полдюжины сотрудников на совещание, которое откладывалось еще с прошлой недели.

Следующее, что я замечаю, взглянув в окно, – уже темно. Уже зашло солнце, а я все еще где-то на середине шестого за сегодняшний день совещания. После того как все уходят, я еще немного работаю с бумагами. В восьмом часу сажусь в машину и еду домой.

Я долго стою на светофоре, и пока голова ничем не занята, припоминаю, с чего начался сегодняшний день. И тут возвращается мысль об Ионе. Проехав пару кварталов, я вспоминаю о старой записной книжке с адресами. Я торможу у заправочной станции и из автомата звоню Джули.

– Алло, – отвечает она.

– Привет, это я, – говорю я. – Слушай, мне надо заскочить к маме, забрать кое-что. Я не знаю, сколько у меня уйдет времени, так что ужинайте без меня.

– Когда ты захочешь поужинать в следующий раз… – начинает Джули.

– Знаешь, Джули, хватит. У меня и так неприятностей выше головы. Это, действительно, важно.

Она с секунду молчит, потом вешает трубку.

У меня всегда возникает какое-то странное чувство, когда я проезжаю по тем улицам, где я вырос. Это потому, что, куда бы я ни посмотрел, все будит во мне воспоминания детства. Вот на этом углу я подрался с Бруно Кребски. А на этой улице мы каждое лето гоняли мяч. А вот аллея, где я первый раз целовался с Ангелиной. Я проезжаю мимо столба, о который я помял крыло отцовского «Шеви» (из-за чего мне пришлось отработать у него два месяца без зарплаты, чтобы рассчитаться за ремонт). Ну и все такое. И чем ближе я подъезжаю к дому, тем больше воспоминаний теснится у меня в голове, и у меня появляется какое-то очень теплое и в то же время неудобно-напряженное чувство.

Джули не любит приезжать сюда. Когда мы только приехали в город, мы приезжали сюда каждое воскресенье навестить маму и Дэнни с Николь (это его жена). Но у нас с Джули было из-за этого столько ссор, что теперь мы почти здесь не бываем.

Я оставляю «Бьюик» на обочине перед крыльцом маминого дома. Это узкий кирпичный рядный дом, ничем не отличающийся от других домов по улице. На углу магазин отца, который теперь принадлежит Дэнни. В магазине уже темно. Дэнни закрывает в шесть. Я выхожу из машины с чувством, что мой костюм и галстук здесь совершенно не к месту.

Мама открывает дверь.

– О господи, – хватается она за сердце. – Кто умер?

– Никто не умер, мам, – успокаиваю я ее.

– Это Джули, да? – спрашивает она. – Она тебя бросила?

– Пока еще нет.

– Подожди, – говорит она, – дай мне подумать… сегодня, вроде, не День мам.

– Мама, я приехал, чтобы найти одну вещь.

– Одну вещь? Какую вещь? – спрашивает она, посторонившись, чтобы я вошел. – Входи-входи. Не выстуживай дом. Господи, как ты меня напугал. Теперь ты здесь в городе, а совсем перестал приезжать ко мне. Что, стал такой важный, что теперь уже и не до старой матери?

– Ну что ты говоришь, мама. Я очень занят на заводе, – объясняю я.

– Занят, занят, – ворчит мама, идя впереди меня на кухню. – Есть хочешь?

– Да нет, не беспокойся, – отвечаю я.

– Да какое это беспокойство, – говорит мама. – Есть спагетти с мясом, я могу разогреть. Хочешь с салатом?

– Нет, спасибо, я только выпью кофе. Мне нужна моя старая записная книжка с адресами, – говорю я. – Та, что была у меня еще в колледже. Ты не знаешь, где она может быть?

Мы входим в кухню.

– Твоя старая записная книжка с адресами… – задумчиво повторяет мама, наливая мне из кофеварки кофе. – Пирога не хочешь? Дэнни принес вчерашний из магазина.