Я смотрю на его размеренную походку. Шаги у него какие-то очень правильные.

И тут я понимаю: вот что раздражает меня в Эдди – его походка. Скорее, это больше, чем только походка. Его походка очень для него символична. Она схожа с его характером. Он ходит, заворачивая ноги носками внутрь. Так, как будто он ступает по прямой узкой линии. При ходьбе он как-то напряженно машет перед собой руками, и кажется, будто он указывает поочередно на каждую ногу. И все это он делает так, что создается впечатление, что когда-то он прочитал в какой-то инструкции, что ходить надо именно так.

Пока Эдди идет в мою сторону, мне приходит в голову мысль, что за свою жизнь он, вероятнее всего, не сделал ни одной неправильной вещи – только если это от него требовалось. Его можно назвать «Сама Регулярность».

Мы говорим о кое-каких заказах, с которыми работает его смена. Как обычно, ситуация вышла из-под контроля. Эдди этого, конечно, не видит. Для него все в порядке. А раз все в порядке, значит, так и должно быть.

Эдди докладывает – и все это в мельчайших деталях – над чем они сегодня работают. Меня так и подмывает попросить его определить, чем они сегодня занимаются с точки зрения, скажем, чистой прибыли.

Мне так и хочется спросить у него:

– Скажи, Эдди, каким образом наша работа в течение последнего часа сказалась на прибыли на инвестированный капитал? Кстати, что сделала твоя смена для того, чтобы увеличить денежные потоки? Мы делаем деньги?

Конечно, я не сомневаюсь, что он знает все эти термины. Но все дело в том, что этих понятий в его мире не существует. Его мир измеряется количеством выпущенных деталей в час, отработанных человеко-часов и выполненных заказов. Он знает норму производительности, коэффициент брака, время выполнения различных операций, сроки отправки заказов. Чистая прибыль, прибыль на инвестированный капитал, денежные потоки – для Эдди это пустые слова, которыми оперируют парни из штаб-квартиры. Абсурдно даже думать, что я могу измерить мир Эдди этими тремя показателями. Для Эдди то, что делает его смена, имеет весьма отдаленное отношение к тому, сколько денег делает фирма. И даже если бы мне удалось открыть ему глаза на раздвинувшиеся границы вселенной, мне было бы очень сложно показать ему отчетливую связь между ценностями здесь на заводе и ценностями на многочисленных этажах штаб-квартиры ЮниКо. Уж слишком они разные.

Посреди предложения Эдди замечает, что я как-то странно смотрю на него.

– Что-то не так? – спрашивает он.

Глава 7

Когда я приезжаю домой, все уже спят, во всем доме светится только одно окно. Я вхожу, стараясь не шуметь. Как Джули и сказала, мой ужин в микроволновой печке. Я открываю дверцу, чтобы посмотреть, что же там за чудо кулинарного искусства (похоже, что-то мясное), как слышу сзади какой-то шорох. Я поворачиваюсь: на пороге стоит моя маленькая Шарон.

– Посмотрите-ка, кто к нам пришел! Сам маленький медвежонок! – удивляюсь я. – Ну, как там у вас дела в Тилимилитрямбии?

Шарон улыбается в ответ:

– Спасибо, ничего.

– Ты почему не спишь? – спрашиваю я.

Она держит в руках конверт. Я сажусь за стол, усаживаю ее на колени, и она протягивает мне конверт, чтобы я его открыл.

– Там мой табель, – говорит она.

– Серьезно?

– Ты лучше посмотри, – просит она.

Я достаю табель и открываю его.

– Вот это да, одни пятерки! – восклицаю я.

Я прижимаю ее к себе и крепко целую.

– Умница! – хвалю я ее. – Я очень рад, Шарон. И очень горжусь тобой. Спорю, ты единственная, кто закончил с одними пятерками.

Она утвердительно кивает. Потом она рассказывает мне, а я ее слушаю. Через полчаса у нее начинают слипаться глаза, и я отношу ее в кровать.