Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович

«Я уколов не боюсь, если надо — уколюсь»,— всплыли в голове Егорова детские стишки. А потом другие: что-то про белую палату и крашеную дверь.

Дверь, правда, тоже была белая. И у сестры и доктора — белые халаты. И еще у сестры — большой красивый шприц.

— Как вы себя чувствуете?

Вопроса врача Егоров не понял. Стал бешено озираться:

— Где я? Мне нужно позвонить...

— Все ясно: русский турист. Напился и поплыл. Как обычно. На всякий случай свяжись с консульством,— велел врач сестре.

Знай Егоров язык и статистику, он мог возмутиться предвзятым отношением к русским туристам. Среди «напившихся и поплывших» за последний год не было зафиксировано ни одного русского. Финны были, немцы были, и вот сейчас, на фестивале, дважды был Тарантино. А русские не плавали.

— Хорошо,— кивнула сестра.

— Мне надо позвонить в полицию! Быстрее! Дайте телефон! Французский полицейский в лапах русской мафии! — нервничал Сергей Аркадьевич.

— Говорит, что он из русской мафии,— перевел врач,— Это они все так говорят, чтобы врачей запугать. Ему надо успокоиться.

— Может, укол сделать? — предложила сестра.

— Пожалуй. Русским это никогда не повредит. Теряя сознание, Сергей Аркадьевич в ужасе думал о несчастном агенте Анри Пересе, который, конечно, мужик вредный, но, в общем, неплохой. А теперь страшный Троицкий пытает его раскаленным паяльником, вгоняет ему под ногти колючие иглы и...

За секунду до полной отключки Егоров успокоился. Нет, не лекарство подействовало. Просто именно в этот момент Плахов дозвонился до полиции.

Сработала тайная ментальная связь, соединяющая людей, подчас чуждых друг другу, но связанных общим важным — и, главное, хорошим — делом...

Перес сидел в кресле и плавно раскачивался из стороны в сторону, как какой-нибудь суфийский монах. Будто внутри у него звучала мистическая музыка. На вопросы он реагировал, но все как-то невпопад.

— Кто Демьяныча Хомяку заказал? — зло рычал Серов, схватив Переса за переносицу средним и указательным пальцем.— Витя-Кашалот?!

Сам Троицкий в версию про Кашалота не верил, но Серов ненавидел Витю пуще других врагов Демьяныча и был бы рад, если бы Кашалоту заслали «ответку».

— Да, у меня в детстве был хомяк...—Лысяк расплылся в заторможенной улыбке.— Белый, маленький, а ел много.

Николай влепил Лысяку легкий подзатыльник, чтобы тот «не кривлялся».

— Может, его на якорь и в воду?

— И окажется, что он тоже Ихтиандр,— мрачно пошутил Серов.— Банда киллеров-ихтиандров.

— А кашалота у меня не было-о-о,— мечтательно тянул Перес, не обратив внимания на подзатыльник.— Он бы в ванну не поместился.

Амплитуда и скорость раскачиваний вдруг резко увеличились, и Лысяк запел:

— Он бы-ы в ванну не по-о-мести-ился-я...

В каюте появился Троицкий. Тяжело посмотрел на распластанного в кресле клиента.

— Поет, значит?.. Дайте-ка я с ним потолкую. У меня после этого прованского корня прилив сил.

— Что, с вечера прет? — удивился Николай.— Или вы уже сегодня...

— Какое сегодня... Вчерашний еще тащит. Словно двадцать лет скинул... — Троицкий взял Лысяка за гладкий подбородок.— Кто, сволочь, гексоген привез? Кто этот Армен? Где его найти?

— А я вас знаю... — губы Переса расплылись в улыбке.— Вы Троицкий. Известный русский бандит.

— Что?! — поперхнулся Троицкий.

«Известный русский бандит» — круто!..  Стоило огород городить: церкви строить, фильм продюсировать...

— Ага, узнал,— обрадовался Николай.— Говорю же, прикидывается.

Очередной подзатыльник Лысяку отвесил Серов:

— Давай про Хомяка вспоминай!

— А хомяк сдох... — хихикнул Анри.

— Ну ладно, сучара,— резюмировал Троицкий, закатывая рукава рубашки,— я тебя за язык не тянул ...