Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Я вскарабкался на скалу и отбросил пучок водорослей, который все еще сжимал в руке. Раздался легкий звон, словно на мостовую упала монета. Я наклонился – и увидел покрытую ржавчиной железную пряжку от башмака. Вид этой дешевенькой пряжки глубоко потряс меня; но не надежда вспыхнула при этом в моем сердце, не страх, а какая-то безотчетная грусть. Я поднес к глазам эту пряжку, и в моем воображении возник образ ее прежнего владельца. Я видел его, словно во плоти, – этого смуглого загорелого моряка с его сильными загрубевшими руками и сиплым голосом, видел даже ногу и башмак, на котором некогда красовалась эта самая пряжка. Этот человек как живой стоял подле меня – с такими же, как и у меня, волосами, теплой кровью, зоркими глазами. Не призрак, а, скорее, друг, которого я беспричинно обидел, обращающийся ко мне с ласковым упреком…

Неужели гордый корабль, везший несметные сокровища, лежит прямо здесь, у моих ног, со всеми его орудиями, якорями, снастями, цепями и сундуками с золотом, такой, каким он покинул Испанию? Только палубы его теперь превратились в рощи водорослей, а в каютах рыбы мечут икру. Все безмолвно вокруг, колышется вода, недвижно лежат сокровища, а наверху плавно колеблет водную растительность прилив. Весь этот плавучий дворец с многолюдным его населением превратился теперь в подводный риф на дне Песчаной бухты!..

Впрочем, все могло быть иначе, и это тоже казалось мне вполне вероятным. Эту пряжку течение занесло сюда с брига, потерпевшего здесь крушение в феврале. А следовательно, еще совсем недавно ее носил человек, который был моим современником, слышал изо дня в день те же новости, думал о том же и даже молился точно так же, как и я. Тяжелые мысли одолели меня, и слова дяди Гордона: «Там повсюду лежат мертвецы, словно заросли водорослей» – снова зазвучали у меня в ушах. И хотя я решился нырнуть еще раз, к краю скалы я приблизился с большой неохотой.

В эту минуту вся бухта внезапно преобразилась. Теперь она больше не походила на хрустальный дворец под стеклянной крышей, в зеленых глубинах которого так весело шевелились солнечные лучи. Внезапно налетевший ветерок подернул легкой рябью зеркальную поверхность бухты, глубина ее всколыхнулась и потемнела, свет и тени облаков заплясали на воде. Даже выступ дна, лежавший подо мной, задрожал и начал как бы покачиваться. Теперь это место казалось мне куда более опасным и ненадежным, и когда я снова прыгнул в море, сердце мое сжималось от страха.

Как и в первый раз, я ухватился за водоросли и принялся шарить вокруг. Все, что попадалось мне под руку, было холодным и скользким. Чаща водорослей кишела крабами и омарами, испуганно сновавшими туда-сюда, но я скрепя сердце преодолевал отвращение от соседства с этими тварями, питающимися падалью. Там и сям я наталкивался на неровности и трещины в твердом камне, но нигде не видел ни досок, ни металла, ни каких-либо иных признаков остова корабля. Очевидно, «Эспирито Санто» здесь не было.

Признаюсь – подумав об этом, я испытал смутное облегчение. Я уже собрался выпустить из рук водоросли, служившие мне своего рода якорем, как вдруг произошло нечто, заставившее меня насторожиться. Я слишком замешкался с поисками – начался прилив, течение в Песчаной бухте усиливалось, и она уже не была безопасным местом для одинокого пловца. В следующую минуту течение хлынуло с поразительной силой. Я инстинктивно стал искать опору, и в этот момент почувствовал в своей руке что-то твердое и холодное. Я тотчас выпустил водоросли и рванулся наверх, а минутой позже уже стоял на уступе скалы с человеческой берцовой костью в руке.