Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

– Дорогая моя, – сказал я, – не сами ли вы сказали, какой награды он ждет! В любви все средства хороши, не забывайте этого; если Норсмор разделяет страх вашего отца, то не потому, что боится какого-то итальянца, а потому, что влюблен в одну очаровательную англичанку.

Тут Клара напомнила, как он бросился на меня в вечер их высадки, и этого я не смог объяснить. Короче говоря, мы решили, что я сейчас же отправлюсь в рыбачий поселок Грэден Уэстер и просмотрю все газеты, какие найду, чтобы понять, нет ли реальных оснований для всех этих страхов. На следующее утро, в тот же час и в том же месте я должен был рассказать Кларе о результатах этих поисков. На этот раз она уже не говорила о моем отъезде; больше того – она не скрывала своих чувств: мысль, что я близко, очевидно, поддерживала и утешала ее. А я не мог бы оставить ее, даже если б она на коленях умоляла меня об этом.

В Грэден Уэстер я пришел в десятом часу; в те годы я был отличным ходоком, а до поселка было, как я уже говорил, не больше семи миль пути. На всем побережье нет поселка угрюмее, и этим многое сказано. Церковь прячется в котловине; жалкая пристань скрыта среди скал, на которых нашли гибель многие рыбачьи баркасы, возвращавшиеся с моря. Два или три десятка каменных строений лепятся вдоль бухты двумя улицами, из которых главная ведет к пристани, а другая пересекает ее под прямым углом. На перекрестке – закопченная и неприветливая харчевня, местный «Гранд-отель».

Одетый на этот раз куда более пристойно, я тотчас нанес визит пастору в его маленьком домике возле кладбища. Он узнал меня, хотя прошло больше девяти лет с тех пор, как мы последний раз виделись. Я сказал ему, что долго странствовал пешком и не знаю, что творится на свете, и он охотно снабдил меня кипой газет за весь месяц. Я вернулся с этой добычей в харчевню и, заказав завтрак, принялся разыскивать статьи, связанные с «Крахом фирмы Хеддлстона».

По-видимому, это было весьма громкое дело. Тысячи клиентов были разорены, а один пустил себе пулю в лоб, как только платежи были приостановлены. Но странная вещь: читая все эти подробности, я ловил себя на том, что сочувствую скорее мистеру Хеддлстону, чем его жертвам, – так всецело завладела мной любовь к Кларе. Само собой, за поимку банкира было назначено вознаграждение, и так как банкротство считалось преднамеренным, а общественное негодование было велико, сумма вознаграждения составляла семьсот пятьдесят фунтов стерлингов. Сообщалось также, что в руках Хеддлстона остались крупные средства. О нем ходили всевозможные слухи: что он объявился в Испании, что скрывается где-то между Манчестером и Ливерпулем или на берегах Уэльса, а на следующий день телеграф извещал о его прибытии на Кубу или на Юкатан. Но нигде не было ни слова об итальянцах, никаких следов жуткой тайны.

Однако в последнем выпуске промелькнуло одно не совсем ясное сообщение. Бухгалтеры, разбиравшие дела по банкротству, обнаружили следы многих и многих тысяч фунтов, вложенных в свое время в дело Хеддлстона; деньги поступили на анонимный счет неизвестно откуда – и исчезли неизвестно куда. Только раз было упомянуто имя вкладчика, и то под инициалами «X. X.», а вклад был, по-видимому, сделан лет шесть назад, во время биржевой паники. По слухам, за этими инициалами скрывалась некая коронованная особа. «Трусливому авантюристу (так именовали банкрота газеты), по-видимому, удалось захватить с собой значительную часть этого таинственного вклада, который и ныне находится в его руках».

Я все еще раздумывал над этим сообщением и мучительно пытался связать его с нависшей над мистером Хеддлстоном угрозой, когда в харчевню вошел какой-то человек и с иностранным акцентом спросил хлеба и сыру.

– Вы итальянец? – спросил я.

– Да, сударь, – ответил он.