Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

Перенося эти заметки в книгу, я невольно задаюсь вопросом: способен ли человек, с рождения воспитывавшийся в протестантской вере, постичь подобные символы и воздать им должное, и не нахожу иного ответа на этот вопрос, кроме «нет, не способен». Верующим они не могут казаться такими же непривлекательными и пустыми, как мне. Это мне ясно, как азы геометрии. Ведь эти верующие не слабы духом и не злы. Они могут вывешивать таблички, прославляющие святого Иосифа за его аккуратность, точно он по-прежнему деревенский плотник; они могут «произносить требуемый десяток» и, выражаясь метафорически, класть в карман отпущение грехов, словно вступая с небом в сделку. А потом они могут спокойно прогуливаться по улице, без смущения глядя вниз, на свою чудесную реку, или вверх, на мерцающие огоньки звезд, которые на самом деле тоже огромные миры, где много рек величественнее Уазы. Очевидно, мой протестантский ум упускает что-то самое существенное, и что странности эти проникнуты духом более высоким и религиозным, чем я могу себе представить.

Любопытно, а будут ли другие столь же терпимы ко мне? Подобно крейским дамам, я прочел требуемые молитвы о терпимости и снисходительности и теперь жду немедленного отпущения грехов.

Преси и марионетки

На закате мы были в Преси. Вся здешняя долина покрыта роскошными тополиными рощами. Уаза лежала у подножия холма, образуя широкую блестящую дугу. Легкий туман поднимался от реки, скрывая в дымке дали. Стояла полная тишина; слышались только колокольчики овец, пасшихся на лугах, да грохот колес телеги, которая спускалась с горы. Домики в садах, лавки у дороги – все, казалось, опустело, и мне невольно хотелось ступать бесшумно, словно я гуляю по безмолвному лесу.

И вдруг, свернув за угол, мы увидели на лужайке перед церковью настоящий цветник одетых по последней парижской моде девушек, которые играли в крокет. Их смех и глухие удары молотков по шарам сливались в веселый, бодрящий шум, а вид их тоненьких, затянутых в корсеты фигурок в лентах и бантиках вызвал понятное волнение в наших сердцах. По-видимому, в воздухе уже пахло Парижем. И девушки нашего круга играли здесь в крокет, словно Преси был реальным городком, а не стоянкой в волшебной стране путешествий. Ведь, говоря откровенно, крестьянку трудно считать женщиной. Насмотревшись на то, как особи в юбках копают, полют и стряпают, мы не могли не почувствовать приятного удивления при виде этого отряда вооруженных до зубов кокеток и немедленно убедились в том, что мы всего лишь слабые мужчины.

Гостиница в Преси худшая во всей Франции. Даже в Шотландии мне не доводилось отведывать такой скверной еды. Содержали ее брат и сестра, оба моложе двадцати лет. Сестра-то и состряпала для нас ужин. Брат, который основательно выпил, шатаясь, вошел в комнату и привел с собой не менее пьяного мясника, чтобы развлечь нас, пока мы ели. Нам подали куски слегка подогретой свинины с салатом и какое-то неизвестное вещество в виде рагу. Мясник занимал нас рассказами о парижской жизни, с которой он, по его словам, был хорошо знаком. Брат восседал на краю бильярдного стола, покачиваясь и посасывая окурок сигары. В самый разгар этого веселья рядом с домом вдруг загремел барабан и хриплый голос принялся что-то выкрикивать. Оказалось, что это владелец театра марионеток объявляет о начале вечернего представления.

Он поставил свой фургон и зажег фонари на другом конце крокетной лужайки, перед церковью, под рыночным навесом, обычным для французских городков; и к тому времени, когда мы неторопливо направились туда, хозяин и его жена уже пытались совладать с публикой.