Алмаз раджи, Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис (2014)

За столом сидели еще два жителя Ландреси. Один был сборщиком каких-то налогов (каких именно, я забыл), другой, как нам сказали, занимал пост главного нотариуса городка. По воле случая, все пятеро, собравшиеся за столом, оказались в той или иной мере причастны к юриспруденции. В подобной ситуации разговор не мог не приобрести профессиональный уклон. Папироска с большой эрудицией комментировал британские законы о бедных, а вскоре и я ни с того ни с сего начал толковать шотландский закон о внебрачных детях, о котором, должен с гордостью заявить, не имею ни малейшего представления. Чиновник и нотариус, оба люди женатые, принялись обвинять судью, холостяка, в том, что он первым завел беседу на эту тему. Судья опровергал их обвинения с очень довольным видом, какой в подобных случаях появляется у всех французов и англичан. Как странно, в минуты дружеских бесед мы любим, чтобы нас считали негодяями по отношению к женщинам.

Вино меня очаровывало чем дальше, тем больше; коньяк оказался еще лучше, а компания была на редкость приятной. В течение всего нашего путешествия нигде и ни разу нам не было выказано более значительного расположения. А поскольку мы находились в доме судьи, то не было ли в его любезности известной доли официального признания наших заслуг? И тут, вспомнив величие Франции, мы отдали дань ее гостеприимству. Ландреси уже давно спал, когда мы вернулись в отель, а часовые на валах укреплений ожидали рассвета.

Канал Самбра – Уаза. Баржи на канале

На следующий день мы отплыли поздно и опять под дождем. Судья под зонтиком любезно проводил нас до верхнего створа шлюза. Теперь в отношении погоды мы выказывали такое смирение, которое не часто обретает человек где бы то ни было, кроме Горной Шотландии. Лоскут синего неба или проблеск солнца заставляли наши сердца ликовать. Если дождь не лил как из ведра, мы считали такой день почти безоблачным.

Вдоль канала стояли длинные вереницы барж: многие из них казались нам очень нарядными и похожими на корабли. Их борта покрывал слой архангельского дегтя; кое-где они были размалеваны зеленой и белой краской. На некоторых виднелись симпатичные железные перильца и целые партеры цветов в горшках. Дети играли на палубах, не обращая внимания на дождь, словно они родились на берегу Лох-Каррон [54] . Мужчины удили рыбу с борта, некоторые сидели под зонтиками; женщины стирали. На каждой барже имелась дворняжка, исполнявшая роль сторожевого пса. Все они яростно лаяли на байдарки, провожая нас вдоль борта от кормы до носа, и таким образом как бы передавая слово собаке на следующей барже. Мы видели около сотни этих судов в течение дня, все они стояли друг за другом, выстроившись, как дома вдоль улицы. И на каждой барже нас встречала собака. Мы как будто побывали в приюте для бродячих животных, заметил Папироска.

Странное впечатление производили эти городки, тянувшиеся по берегам канала. Они, с их цветочными горшками, дымящими трубами, стирками и обедами, казались неотъемлемой частью пейзажа. Между тем, я знал, что, едва откроется шлюз ниже по течению, баржи распустят паруса или впрягут лошадей и поплывут в самые разные уголки Франции; импровизированный городок исчезнет. Дети, игравшие сегодня вместе на канале Самбра – Уаза, не покидая родительского порога, где и когда встретятся они вновь?