Горе подкосило старика, и он до сих пор не покидал постели, отлеживаясь и пытаясь справиться с надорванным сердцем. Он понимал, насколько это событие тяжелый удар для всего ордена паладинов. Сначала Ронхель, теперь Нершер. Два тяжелейших потрясения с разницей в пять лет сотрут репутацию ордена в порошок. И Орних не мог отрицать и своей вины в произошедшем. Он добровольно взял на себя ответственность за ронхельцев, хотя церковь официально забраковала их, как паладинов, он лично убеждал епископа дать молодым парням еще один шанс, раз уж они просят. Но на ряду с теми, кто искренне просил этого, были и те, кого заставили. И Орних счел, что совладает с затаенным злом в душе своего нового послушника. Орних был наставником большую часть своей жизни, и он был уверен, что справится с этим вызовом. Но он не справился. Множество смертей оказалось на его совести. Орних не смел винить в этом Фринроста, потому что это была исключительно его, как наставника, ошибка. Ему следовало признать Фринроста непригодным к исполнению паладинской службы. Скорее всего парень был бы даже благодарен ему за это. Но Орних принял иное решение и ошибся.

И вот уже который день он лежал в постели и рвал на себе волосы от досады, ужаса, вины и стыда. Таким его и застал Солигост. При виде его Орних горестно застонал. Солигост неуверенно приблизился, Крэйвел остался стоять у двери вместе со стражником. Он уже обсудил с Орнихом все, что хотел, сказал ему все, что мог. Но, увы, этого было недостаточно, чтобы скрасить страдания настоятеля.

Солигост сел на стул рядом с кроватью Орниха и какое-то время просто ждал, пока старик совладает с эмоциями.

— Он обманул меня, — с досадой сказал Солигост, когда понял, что Орних готов к разговору. — Сказал, что поедет домой, а оказалось, что…

— Это все моя вина! — в очередной раз взвыл Орних. — Как я мог допустить?! Мне следовало послушать епископа! Хватило же мне наглости спорить с ним!

Крэйвел уже пытался объяснить настоятелю, что его вины в этой трагедии нет. Из всех ронхельцев только Фринрост пошел на преступление, это было исключительно его решение, ответственность и вина. А Орниху остальные ронхельцы были благодарны за проявленную чуткость, за то, что он поборолся за их судьбы, за то, что нянчился с их болячками, набитыми в Ронхеле, вправлял мозги, возвращал в строй. Кем бы они были без него?

Солигост попытался донести это до старика снова. Орних винил себя, Солигост винил себя, но в их эмоциональном разговоре они совместно убедились, что никто из них не виноват в случившемся. Они обнялись, поплакались друг другу в плечо. А затем Солигост пообещал разыскать брата и разобраться в ситуации. Он не ручался за то, что казнит его или приведет в суд, Орних и не настаивал, он понимал, что Солигост физически не сможет произнести что-то подобное вслух. Солигост любил брата, и ему тяжело давались мысли о его дальнейшей судьбе. Но она была для всех очевидна. Ничего кроме казни общественность не примет. Пострадало слишком много людей, намного больше чем в Ронхельской Трагедии.

С Крэйвелом Солигост перекинулся еще парой слов, прежде чем отправиться на поиски ренегата. Было непривычно думать о родном брате в таком ключе. Клятвопреступник. Теперь они с ним были по разные стороны баррикад. И Солигост не знал, что с этим делать. Но сначала нужно было хотя бы найти Фринроста. Вместе с ним разыскивали и тех магов, что помогали ему. Их было трое. Все они были молодыми волшебниками, так или иначе обиженными на церковь. За несправедливые обвинения, за запреты на некоторые заклинания, за ложь и лицемерие. Но пока следствие искало преступников именно через магов, Солигост искал зацепки, которые брат мог бы намеренно оставить для него. Он был уверен, что Фринрост хочет, чтобы Солигост его нашел.