Какое-то время Крэйвел постоял перед дверью, он пытался убедить себя в том, что он в порядке, и сейчас он подойдет и откроет эту дверь. Ему не было страшно. Его терзали эмоции несколько иного толка. Отчаянье, фрустрация, скорбь. Он не хотел снова возвращаться в эти воспоминания. Но порой они приходили, не спрашивая разрешения, и подавить эту боль было сложно. Сейчас Крэйвел совершенно не справлялся.

В очередной раз сказав себе, что хочешь не хочешь, а надо — Крэйвел подошел к двери и попытался открыть ее. Он понятия не имел, куда она ведет. Его воспаленное сознание рисовало совсем не ту картину происходящего, которая была на самом деле. Что бы там ни находилось за дверью, Крэйвел увидел убогую загаженную темницу с тесными камерками: метр на метр каждая. Потряхивая головой в попытке избавиться от наваждения, нервозно сжимая и разжимая руки, запрещая себе хвататься за оружие, хотя очень хотелось, он сделал несколько шагов вперед. Почти сразу за одной из решеток он увидел силуэт висельника в грязной рванине, который в предсмертной агонии бился об решетку.

Крэйвел знал, что все это не настоящее. Но, судя по всему, это помещение действительно было темницей. По крайней мере очертания стен и планировка говорило об этом. На всякий случай паладин крикнул:

— Здесь есть кто-нибудь?

Он ожидал, что ему никто не ответит, и он покинет злополучное место и забудет про него настолько быстро, насколько его больная голова позволит. Но, к большому удивлению, он услышал женский голос, несколько озадаченный, если слух его не обманывал.

— Да, сэр, разве вы меня не видите? — произнес этот голос.

Что-то новенькое. Не похоже на часть той сумасшедшей вакханалии, которая повторялась из раза в раз по одному и тому же сценарию, когда у Крэйвела начиналось очередное помутнение. Но он не мог даже определить, откуда доносился голос, потому что громче него в его голове звучали конвульсии висельника в клетке.

— Представьтесь, пожалуйста, — попросил Крэйвел.

Он стоял скрючившись, по его носу скатывались и падали на пол капельки пота, и голос совсем не вызывал уверенности, подобающей паладину. Но все же по обращению незнакомки Крэйвел мог судить, что она узнала в нем святого рыцаря Сельи.

— Фелисия Малафракт, волшебница, — ответили Крэйвелу. — Я в камере прямо перед вами.

Девушка явно была в недоумении от происходящего. Паладин не видел ее в упор и выглядел в целом безумно.

— Я сейчас попробую вытащить тебя, хорошо? — сказал он, все еще не поднимая глаз от пола.

Как только он попытался выпрямиться и взглянуть на пленницу, то тут же отскочил назад, столкнувшись нос к носу с висельником. Тот продолжал биться в агонии, его лицо, до боли знакомое Крэйвелу, было обезображено предсмертной мукой, от него исходил смрад мочи и скисшего пота.

Крэйвел был вынужден ретироваться. Не то чтобы это было его решение, он просто не мог находиться в той комнате. Хладнокровие вернулось к нему, когда он пробежал уже пару коридоров и комнат. Он надеялся, что безумие отступит, но обернувшись он увидел, как висельник медленно плывет в его направлении, продолжая судорожно дергаться и мочить пол под собой.

Чертыхаясь и разбрасываясь проклятьями, Крэйвел спорил с собой в попытке убедить в необходимости вернуться и достать пленницу из темницы.

«Давай, Крэй, соберись! Как будто в первый раз! Ну!» — уговаривал он себя уже вслух.

Желание схватиться за меч и разделаться с галлюцинациями при помощи старого доброго насилия сводило руки, но Крэйвел знал, что это рисково и не очень эффективно. Так что каждый раз, когда рука рефлекторно ложилась на эфес меча, он ее отдергивал.