Второй кощей - Дмитрий Билик (2025)

И тогда я понял, почему Анфалар говорил о проклятом рубежнике с таким испугом. Потому что ко мне вышел не человек, а ходячий уголь. Вся его кожа состояла из многочисленных мелких черных шрамов, а цвет глаз и вовсе был рубиновым. Он напоминал не человека, а какую-то ожившую мумию, которая весь год меняла беспрерывно тонеры в принтерах. И, несмотря на худощавую комплекцию, от кощея веяло опасностью. Хотя никаких угроз в поведении он не проявлял.

— Приветствую, — бодро кивнул я, пытаясь унять внутреннюю дрожь. — Меня зовут Матвей, по прозвищу Бедовый. Я пришел из Фекоя, чтобы поговорить.

— Ты не из этих мест, Бедовый Матвей, — сказал вполне нормальным, вполне приятным голосом Уголек. Ему бы диктором на радио быть, а не по пустынным землям Скугги шляться.

— Да. Но даже в моем родном мире принято представляться перед началом разговора.

— В этих землях меня прозвали Бедлам.

— Видимо, это прозвище. А имя?

Сам не понимал, зачем я так упорствовал. Словно чувствовал, что в этом кроется какой-то скрытый смысл. Или просто не хотел переходить к цели своего визита.

— Обычно на Скугге прозвища достаточно. Но если иномирцу так угодно, можете звать меня Рехон. Такое имя мне дали при рождении родители, да хранит Скугга их память.

Наверное, все мои эмоции были написаны на лице. Потому что Уголек недоуменно изогнул собранные шрамы на том месте, где у обычного человека должны были быть брови.

— Что тебя удивило, Бедовый Матвей?

— Твое имя. Так уж получилось, что мне о тебе много рассказывали.

— И кто же тебе рассказывал? — будто даже серьезно спросил кощей.

— Твой отец.

Глава 10

Все мои опасения по поводу проклятого развеялись, как только я обмолвился о Васильиче. После этого наш поход из «чисто побазарить и разрулить» превратился в дружеские посиделки. Точнее, Лео отправили к общему костру, а мы уселись в шатре Рехона.

За Дракона я не беспокоился, среди подчиненных Бедлама, как назвался сын Васильича, было всего четверо ведунов, остальные не подняли и пяти рубцов. К тому же, если эти ребята вдруг решат пощупать Лео за вымя, то очень огорчатся. Как совсем недавно расстроился один крон. Способность у Дракона была практически имбовая. По крайней мере, пока он горит.

Я даже подумывал над тем, чтобы напроситься в гости к Стыню. Вот только существовало несколько нюансов, которые серьезно смущали. К примеру, с чего Лео соглашаться воевать с тем, кто не проявляет к нему агрессии? Да и справится ли Дракон? Все-таки, как ни крути, а Стынь — один из изначальных кронов. В общем, все эти рассуждения я отложил в долгий ящик.

А теперь с удовольствием (не побоюсь этого слова) общался с проклятым, на котором, по мнению Скугги, и клейма ставить было негде, и вдобавок ел сочащееся жиром мясо, принесенное наемниками. Надо отметить, что стол таграна (точнее пол, покрытый шкурой, потому что мебели в шатре не оказалось) не шел ни в какое сравнение с яствами и.о. правителя Фекоя, что наводило на определенные размышления. Шутка ли, у него здесь было что-то вроде сладкого рулета и мясного пирога. Как выяснилось, каждые два дня Бедлам отправляет человека в Нирташ за припасами.

Но интересовало меня, конечно, не это. А судьба Рехона после того, как он покинул Фекой.

— Все началось, когда нас с матерью изгнали, — негромко рассказывал он, словно матерый акын. — Я помню это. Помню, как в один день отец просто пропал. А затем явился сосед и сказал, что если мы не сбежим, то рано или поздно за нами придут. Только куда было бежать? Вокруг твари, неразумная нечисть, опасные животные. Я же был лишь слабым пацаном…

Рассказывал он спокойно, без всякой ненависти, словно все это давно уже пережил и переболел. Более того, даже передал мне чашу с жидким «нектаром от летающих мурекхэ», очень напоминающим наш мед. Рехон всем своим видом показывал, что главное здесь не повествование, а моя трапеза.