Земли Ордена - Михаил Игнатов (2025)

— Принимал на него удары мечей и техник?

— Нет! — возмутился я, слабо понимая, как всего лишь цинь мог бы выдержать удар какой-нибудь, пусть даже самой простой техники. — Я маскировал его музыкой свой талант Указов.

— О-о-о! — Изард опустил ладони и вновь взглянул на меня. — Достойно. Продолжай.

Я облизал пересохшие губы, пытаясь придумать, что ещё можно добавить к уже произнесённому.

— Не подсказывать! — рявкнул вдруг Изард, голос его зазвенел струной едва-едва, но судя по тому, как позади него снесло Седого, отшвырнув того на десяток шагов, так казалось лишь мне, которого гнев духа обошёл стороной. — Что? — Изард напомнил мне, что мне бы сейчас переживать о себе, а не о Седом. — Больше ничего не можешь добавить?

Я не стал продлевать мучения, согнул спину, по-прежнему удерживая перед собой цинь.

— Простите, старший.

Изард скрипнул зубами и едва ли не прорычал:

— Урок второй! Говоря о цине идущий обязательно должен похвалить труд мастера, который его сделал, сказать несколько тёплых слов о самом инструменте, выделив хоть что-то: лак, материал струн, полировку основы или выдержку дерева этой самой основы. Затем похвалить звучание, дав красочное сравнение его звукам, — Изард тяжело вздохнул. — Хотя, о чём я? Если я попробую выжать из тебя такое сравнение, то что услышу? — явно передразнивая мой голос, он гнусаво, запинаясь, протянул. — Это, оно, оно как бы звенит, звенит, словно удар меча в меч, старший. Дальше! — голос его вновь стал обычным, не изменённым, но продолжил сочиться гневом. — Прими позу играющего.

Я осторожно, полагаясь не на то, как мне удобно, а вспоминая позу музыкантши, согнул колени, опускаясь на пол и тщательно повторяя то, что держал перед глазами. Спину ровно, левая ступня над правой, колени ниже, ближе к камню пола, цинь ровно на коленях, так, чтобы справа между опорой-коленом и краем циня помещалось две ладони. Медленно провести руками по нижней деке циня, поймать на ладонь правой шнуры и пропустить их сквозь неё, словно огладив, левой рукой же огладить драконьи дёсны. Вывести руку наверх, расположить их над самыми струнами и замереть, глядя на Изарда.

Тот дёрнул верхней губой:

— Приемлемо. Грубо, не изящно, с внутренним напряжением, которое непременно отразится на игре, но приемлемо, — я не успел даже вздохнуть от облегчения, как Изард рявкнул. — Для первого года обучения! Ты же сказал, что учишься уже четыре года! Позор!

Я не выдержал:

— Старший, сейчас за пределами вашего города больше ценится то, как быстро ты движешься, как ловко держишь в руке меч и как сильны твои техники, а не то, как хорошо ты принимаешь позу для игры на цине.

На удивление, Изард не перебил меня, не оборвал, выслушал, и лишь после того, как я сам замолчал, ухмыльнулся и спросил:

— И как, помогло тебе то, как ловко ты движешься и прочее?

— Помогло. Иначе бы я давно погиб, ещё в Нулевом.

— Нулевой, — ухмылка исчезла с губ Изарда. — Какое отвратительное название для прежнего величия Столичного округа.

— Старший, — я тяжело вздохнул. — Какое величие? Всё величие обратилось в прах. Сейчас Нулевой это по большей части пески. Я жил в Белой пустоши, где под светом луны белый песок кажется чёрным, словно только что остывший пепел. И эти пески раскинулись на многие недели пути во все стороны от моей деревни. Всё, что уцелело от прежнего величия Древних в наших местах — это узкая полоса чёрных руин в три этажа вдоль берега реки, в них мы добываем камень для ограды, Палец — одинокая руина высотой в несколько десятков шагов, на верхней площадке которой я нашёл кости раух, и оплавленная Чёрная Гора, в тоннелях которой мы собираем небесные травы.

Изард вновь прикрыл глаза рукой, обхватил виски пальцами, сжал, словно был живой человек и сейчас его голова раскалывалась от боли. Впрочем, кто сказал, что духи не испытывают боли?