Червь 2 - Антон Лагутин

Старый пердун саркастично желает мне доброго утра и сразу же принимается отчитываться за опоздание. Отчитывает в коридоре, громко, чтобы всем было слышно. Говорит так, что всё моё внимание сосредотачивается на его зубах, щёлкающих при каждом слове. И при каждом новом слове коридор становится всё уже и уже, тесно прижимая стены к рукам старика. Голова пошла кругом, словно покатался на карусели.

Снова эти унижения.

Если он продолжит надо мной измываться, я заблюю не только этот шикарный ковёр, но и его блестящие туфли.

Ничего не меняется!

Сколько раз нужно умереть, чтобы этот мир поменялся⁈

Старик разошёлся не на шутку. Его слюна летит мне в лицо, впитывается в рубашку. Если он продолжит в том же духе, сердечко у него точно прихватит. Потом живи всю жизнь с мыслью, что твоё опоздание заставило человека окраситься в болезненно красный, начать задыхаться, и упасть на пол, лицом в грязный ковёр. Только не сегодня, когда до выполнения моей миссии рукой подать. За всю свою рабочую практику я усвоил один урок — или говори то, что ласкает слух твоего босса, или ебашь!

Я обещаю дедуле, что этого больше не повториться. Заведу будильник. Поставлю петуха возле кровати. Буду выпивать по литру воды перед сном, чтобы желание поссать вырывало меня из сна и гнало на работу. Он слабо понимает, о чём я ему верещу. Но, наградив меня еще разок испепеляющим взглядом, он успокаивается. Дряблое лицо разглаживается, краснота сменяется естественным желтоватым оттенком. Под густыми бровями теперь можно было разглядеть уставшие глаза.

Пронесло!

Он идёт мне на встречу, молча проходит мимо и уходит в другой конец коридора, где скрывается в одном из кабинетов. Скорее всего, пошёл поссать. Так бывает, когда сильно нервничаешь, особенно в его возрасте. Простата уже не такая упругая, последняя капля всегда в трусы.

Ну и денёк.

До моего рабочего места рукой подать. Я делаю вдох и чувствую знакомые нотки. Я сразу и не догадался, чем так воняет. Похоже было на запах мумифицированной мышки, найденной где-то на даче друзей в ящике с носками. Принюхавшись, я мысленно переместился в тот самый барак, заставленный двухъярусными койками. Запах не такой убойный, но тень его здесь присутствует. Когда я дошёл до своего кабинета и вошёл внутрь, я уже ничего не чувствовал. Человек быстро ко всему привыкает. Ненужно избегать проблем, нужно в них погружаться, с головой!

Отличная новость: я работаю один. Кабинет полностью принадлежит мне! Один стул и один стол, на котором навалены куски кожи огромной горой, напоминающую кривую башню из блинов. Не лучшее рабочее место, но доводилось видеть и хуже.

Работа у меня не пыльная; берём сверху стопки кусок кожи, тщательно зачищаем, убирая шерсть и неровности, ровно обрезаем, придавая форму прямоугольника, и по периметру пробивает отверстия: по три на каждой стороне. Из инструментов — киянка, шило, ножик и ножницы. И вот тут еще какая-то херь, это, походу дело — лекало.

Ну, что же, работа не волк, в лес не съебётся.

Снимаю висевший на стене фартук. Кожаный, весь в белых трещинах, но всё равно выглядит бодро и годно. Облачившись в эту «крайнюю плоть», сажусь за стул и двигаюсь к столу. Тянусь к стопке с кожей, но стразу же замираю. Слишком легкомысленно. К этой сушёной залупе руками то страшно прикасаться. Не дай бог бородавки или ещё какая проказа на пальцах вылезет. Надеваю перчатки, лежавшие в ящике стола. Снимаю лоскут с верхушки пирамиды.

Сходу так и не скажешь, с какого зверя стянули кожу, но на вид становится ясно, что это не самое худшее, что с ним произошло. Кожу покрывал тонкий слой струпьев, которые сразу же осыпался перхотью на мой фартук, стоило мне только дотронуться. Показались крохотные волоски, покрывающие поверхность редкими островами, как при проплешине. Покрутив кусок возле глаз, в памяти всплыли висевшие на стене барака головы зверей. Такие же складки, такой же больной цвет.