Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам (2024)

— Простите, но вы выглядите усталой, госпожа, — осторожно отвечаю я, аккуратно присаживаясь рядом. — Если вы хотели меня видеть, стоило лишь позвать, и я бы приехала сама.

— Не беспокойтесь, Лияра. Да и лекари советуют почаще выбираться на солнце. Жаль, что в эти дни оно не очень-то радует нас своим появлением, — печально отвечает императрица.

Повисает неловкое молчание. Стараюсь не ёрзать на скамье: уж очень любопытно, чего ради Катарина выбралась сюда лично. Наконец, нахожу благовидный предлог продолжить разговор, потому как сама женщина медлит.

— Как здоровье цесаревича?

— О, всё прекрасно! — оживляется императрица. — Растёт не по дням, а по часам. Такое удовольствие наблюдать за ним, хоть беременность не лучшим образом сказалась на моём здоровье. Материнство сделало меня такой мягкосердечной, что теперь я беспокоюсь за всех и сразу. Вот, приехала узнать о вашем состоянии.

— Моём? — позабыв об этикете, удивляюсь я. — У меня всё хорошо, спасибо за заботу, госпожа. Конечно, я всё ещё очень переживаю за графиню Вельтман, ведь от неё нет никаких вестей, да и количество погибших печалит. Но забота о раненых помогает чувствовать, что я не бесполезна.

— Вы такая отважная, Лияра, — с придыханием говорит Катарина. Она берёт меня за руку: её пальцы ледяны, а их прикосновение почти не ощущается. — Хотела бы я иметь хоть толику вашей храбрости.

— Но я вовсе не такая смелая, как вы представляете, — аккуратно возражаю, сжимая её руку, чтобы хоть немного согреть своим теплом. — Я просто не так связана протоколом, как ваше императорское величество. Уверена, вы бы делали всё так же, если б могли, и даже больше.

— Сомневаюсь, — печально улыбается Катарина. — Вы даже после тяжелейшего ранения восстановились куда быстрее, чем я после родов, для которых мы, женщины, предназначены.

— Господин Рейснер готовит мне тонизирующий настой. Хотите, я попрошу и для вас приготовить?

— Спасибо, вы так добры, но у меня замечательный лекарь. — Катарина достаёт из крохотной сумочки флакон из тёмного стекла. — Я и вам принесла для поддержания сил. Видимо, напрасно.

— Вовсе нет! — Поспешно принимаю из её рук лекарство. — Силы мне точно пригодятся, благодарю вас.

Открываю пробку при ней и делаю глубокий глоток. Вязкая жидкость обжигает горло, я с трудом удерживаюсь, чтоб не выплюнуть её обратно. Катарина наблюдает за мной, лукаво улыбаясь. Возвращаю опустевший флакон и снова благодарю. Императрица неловко поднимается на ноги, придерживая шаль.

— Может, немного пройдёмся? — предлагает она.

Приходится следовать за ней. Живот вдруг скручивает болью, но я стараюсь не подавать вида. Не хочу огорчать эту милую, добрую женщину. Катарина берёт меня под руку, смахивает несуществующую соринку со своего рукава и с наслаждением вдыхает аромат роз, разносящийся по саду. Я разделить её восторга не могу. Желудок словно пронзает тысяча маленьких иголочек, меня бросает в озноб, аж зубы начинают постукивать. Мужественно сжав челюсть, навешиваю на лицо вежливую улыбку, слушая, как императрица восхищается цветами.

— Его высочество так трогательно о вас беспокоился в день нападения проклятых, — вдруг говорит Катарина, останавливаясь у фонтанчика. — Надеюсь, ваши отношения становятся всё крепче?

Она старается выглядеть отстранённой, но я слышу странные нотки в её голосе. Что это, ревность? Вспоминаю Эмиля, наши сплетённые руки, влажные от страсти тела на белых простынях, его чувственные прикосновения, жадные поцелуи, свою собственную ненасытность. Кажется, даже боль в животе отступает на миг. Я краснею и, запнувшись, отвечаю:

— Всё хорошо. Иногда я думаю, что даже слишком хорошо. Я такого не заслужила.

Катарина с улыбкой рассматривает моё пунцовое лицо.