Друзей не ссорит состязанье. Отон Согласье и соревнованье

Не сядут есть за тот же стол.

И все же так верней всего,

Да и не может быть иначе,

Раз нет меж нами никого,

Кто был бы ближе всех к удаче. Валерьо Сравним, чье выше торжество.

Своих удач я не таю;

Охотно расскажу мою,

Когда вы слово мне ладите,

Что и своих не утаите. Лисандро Извольте, слово я даю. Отон И я. Валерьо Начну повествованье,

А вы судите, сколь полно

Награждено мое страданье. Отон Начните же, мы ждем давно. Валерьо Я начинаю. Лисандро Ну! Валерьо Вниманье!..

Однажды юная вдова,

Красавица с душой тигрицы,

Каталась вечером в карете.

Светлей трех тысяч серафимов,

Она плыла на смену солнцу,

Затем что солнце заходило,

И лишь на миг ее скрывала

Затменьем легкая гардина.

Я шляпу снял, поклон отвесил;

Она в ответ весьма учтиво

Склонилась в сторону подпояски

Роскошной грудью лебединой.

Тогда, решив, что не случайно

Мне оказали эту милость,

Я в эту улицу с гитарой

В полночном сумраке явился.

Я сочинил на случай глоссу;

Себе на горе сочинил я.

Я начал петь еще нежнее,

Чем пел Пирам прекрасной Фисбе.

"Водой от пламени спасите",

Таков, увы, был первый стих мой

Он оказался и последним:

Уж так спасли, что бог помилуй!

Состав воды, гасившей пламя,

Диоскорида затруднил бы;

Свелось к тому, что я всю ночь

Себя высмеивал и чистил. Лисандро Я над Валерьо торжествую.

Я участь испытал другую:

Он - жертва, я - наоборот. Отон Итак, Лисандро, ваш отчет! Лисандро Призвав любовь, я повествую.

По этой улице счастливой

И злополучной в высшей мере,

Где тысячи живых страдальцев

Наследье мертвого лелеют,

Однажды, темной ночью, воры,

Спасаясь от властей побегом,

Тащили грузный мех с вином

Весьма внушительных размеров.

Бродяги эти, на бегу

Увидев мраморные двери

Вдовы, чье сердце много жестче,

Свой мех приткнули в углубленье.

И альгуасилы и другие,

За ними гнавшиеся следом,

Не разглядели в темноте

Подкинутого кавалера.

Я, поджидавший за углом,

Едва погоня отшумела,

Сейчас же ринулся вперед

И полетел на крыльях ветра.

Приблизясь к милому порогу,

Я вижу: кто-то неизвестный,

В плаще, при шпаге, смотрит в щелку

И разговаривает с кем-то,

Я подошел к нему, надвинул

До бороды свое сомбреро

И молвил: "Слушайте, идальго!",

За епанчу схватив злодея.

А так как он не отвечал,

Я шпагу обнажил мгновенно

И в грудь ему, что было силы,

По рукоять вонзил железо.

В мою же грудь плеснула кровь,

И я, домой придя поспешно,

При свете осмотрел камзол;

Он пахнул чем-то очень крепким.

Беру фонарь, спешу обратно,

И, возвратясь на то же место,

Я вижу озеро вина

И шкуру проткнутого меха. Отон Раз вы такой добились ласки,

Даю отчет не без опаски. Валерьо Но отчитаться вы должны. Отон Великий Туллий! Здесь нужны

Твои ораторские краски.

Впервые пели петухи

Надтреснутыми голосами

И городские с полевыми

Издалека перекликались,

Когда я возле стен вдовы

С упорством маятника начал

Шагами мерить мостовую

И взором - запертые ставни.

Мрак был чернее португальца,

Который в черный плащ запахнут,

И, ошибясь на два окна,

Я отошел немного дальше.

Там мирно жил один башмачник,

И я туда глаза уставил,

Чтобы взглянуть на милый дом,

Где столько пленных обитает.

Вдруг я увидел на балконе

Фигуры белой очертанья;

Решив, что это - Леонарда,

Я обратился к ней, взывая:

"О чистый ангел в белой токе,