Много лет назад, когда я работал в психиатрической лечебнице, меня поначалу отправили в реабилитационное отделение, где предпринимались попытки подготовить хронических шизофреников, которые провели в больнице не один десяток лет, к жизни за ее пределами под присмотром социальных служб. Некоторые пациенты настолько привыкли к круглосуточному уходу, что их приходилось заново учить пользоваться ножом и вилкой. Первое, что я увидел в отделении, — просторная комната, где около сорока мужчин в поношенных костюмах беспокойно ходили кругами в зловещей тишине. Они ходили так часами напролет, не останавливаясь. Это жуткое зрелище напоминало марш мертвецов. Единственным звуком здесь было шарканье ног, хотя изредка раздавались крики, когда кто-то из пациентов принимался спорить с голосами у себя в голове. Многие из них периодически корчились — так проявлялась поздняя дискинезия, ставшая побочным эффектом нейролептиков, которые давали практически всем пациентам. У тех из них, кого лечили большими дозировками галоперидола — врачи массово назначали его таким больным, пока не была обнародована информация о побочных эффектах этого препарата, — наблюдались постоянные нелепые движения лица и языка.

За несколько недель, по прошествии которых меня направили работать в психогериатрическое отделение, я постепенно познакомился с отдельными пациентами. Я заметил, как во время прогулок по безрадостному больничному саду они подбирали щебень и ветки, которые потом носили в карманах и которыми бесконечно дорожили. Это было их единственное имущество. Психологи любят говорить о так называемом эффекте обладания — о том, что нас больше заботит возможность что-либо потерять, чем приобрести. Завладев вещью, мы ни за что не хотим с ней расстаться, даже если нам предлагают взамен нечто более ценное. Камешки в карманах были для безумцев более ценными, чем весь остальной щебень в больничном саду, и лишь потому, что они этими камешками владели.

Вот и я похож на них: окружил себя книгами и картинами, на которые редко смотрю, но пропажу которых непременно заметил бы. Те несчастные люди потеряли все: семью, дом, имущество, положение в обществе, а возможно, и самих себя. Мне зачастую кажется, что между имуществом и счастьем взаимосвязь такая же, как между витаминами и здоровьем. При серьезном дефиците витаминов мы заболеваем, однако их избыток тоже не делает нас здоровее. У большинства из нас — уж точно у меня, равно как и у моего отца, — есть тяга к собирательству, но от преумножения своего имущества мы не становимся счастливее. Это общечеловеческий порок, который стремительно губит нашу планету: леса вырубаются, свалки растут, а атмосфера заполняется парниковыми газами. Прогресс, как однажды заметил писатель Иван Клима, — это просто больше движения и больше мусора. Мне вспоминаются грязные улицы Катманду.

* * *