Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

Ракель Грейтц жила в квартире на Карлбергсвеген, в Стокгольме, одна на ста восьми квадратных метрах. Она только что прошла курс химиотерапии и чувствовала себя вполне сносно. Разве что шевелюра поредела, и то несильно. Охлаждающая шапка[339] сделала свое дело. И вообще, Ракель была все такая же стройная и высокая, с прямой, как жердь, спиной. Она внушала уважение одним своим видом уже в те времена, когда сдавала экзамены на врача в Каролинском институте. Правда, родимое пятно на шее доставляло ей тогда много неприятностей, но с возрастом Ракель научилась любить и его. Даже гордиться им, хотя по-прежнему предпочитала пуловеры с высоким воротником. Она носила их вовсе не для того, чтобы скрыть отметину, будто пылающую на шее. Просто такая модель ее стройнила. Иногда Ракель надевала деловые костюмы, сшитые в ателье еще в годы далекой молодости и до сих пор не нуждавшиеся в переделке. От ее подтянутой фигуры так и веяло холодом. Но коллеги ценили Ракель за профессионализм и уважение к чужому мнению. Кроме того, она умела держать язык за зубами и никогда не сплетничала, даже наедине с супругом Эриком, ныне покойным.

Ракель вышла на балкон и некоторое время смотрела на Оденплан, облокотившись о перила. Потом вернулась в квартиру и продолжила приготовления. Достала из гардероба в прихожей кожаную сумку из коричневой кожи, упаковала в нее то, что принес Беньямин – ее неизменный ассистент и преданный друг, – и вернулась в ванную. Наложила на лицо косметику, водрузила на голову безвкусный черный парик и снова улыбнулась своему отражению в зеркале. Или это был всего лишь нервный тик? Последнее было бы странно. Обычно Ракель умела держать себя в руках, даже в самых экстраординарных ситуациях.

* * *

Микаэль и его сестра Анника сидели за уличными столиками ресторана «Пане Винос», на Бреннчюркагатан. Они заказали пасту с трюфелями и красное вино и увлеченно обсуждали планы на лето. Только когда эта тема была исчерпана, Анника перешла к описанию ситуации, сложившейся во Флудберге.

– Честное слово, Микаэль, – начала она, – иногда полицейские ведут себя как идиоты. Ты вообще в курсе, что происходит в Бангладеш?

– Ну… более-менее…

– В Бангладеш ислам – государственная религия. В то же время конституция гарантирует гражданам свободу слова, а это что-нибудь да значит.

– Да, но дальше гарантий на бумаге дело, похоже, не идет…

– Правительство находится под постоянным давлением исламистов и вынуждено принимать законы, запрещающие любое высказывание, которое может оскорбить чувства верующих. Может оскорбить, – повторила Анника, сделав акцент на слове «может». – Здесь, как ты понимаешь, все зависит от чувствительности верующего. Неудивительно поэтому, что нашлись силы, склонные толковать эти законы в самом строгом смысле. Многие журналисты были приговорены к длительным тюремным срокам. Но даже не это самое страшное.

– В таком случае мы имеем дело с превратным толкованием закона.

– Закона, который играет на руку исламистам, – перебила Микаэля Анника. – Джихадисты стали не только систематически угрожать инакомыслящим, но и чинить расправы, вплоть до убийства. При этом сами они предстают перед судом крайне редко. Особенно яростным атакам подвергается сайт организации «Мукто-Мона»[340], ратующей за свободу слова, совести и просвещение. Многие скрибенты уже пали от рук террористов, другие подвергаются угрозам и внесены в списки приговоренных к смерти. Молодой биолог Джамал Чаудхери был одним из них. Время от времени он писал для сайта тексты просветительского характера, в основном по теории эволюции. Шведский ПЕН-клуб[341] помог ему бежать в Швецию, где, как казалось первое время, Чаудхери действительно получил возможность перевести дух. Оправившись от пережитого на родине, он даже посетил диспут на тему религиозного притеснения женщин, проходивший в июне месяце в «Культурхюсет».

– И встретил там Фарию Кази, – подхватил Микаэль.