Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

— Вот именно. Сам по себе интеллект непредсказуем. Мы не знаем, куда нас заведет человеческий интеллект. И еще меньше знаем о том, что произойдет с суперинтеллектом.

— В худшем случае мы станем не больше интересны для компьютера, чем белые мыши, — вставил Микаэль, подумав о том, что написал Лисбет.

— В худшем случае? Девяносто процентов нашей ДНК одинаковы с мышами, и мы считаемся примерно в сто раз умнее, в сто раз, не больше. Здесь же мы стоим перед чем-то совершенно новым, не имеющим, согласно математическим моделям, подобных ограничений и, возможно, способным стать в миллионы раз интеллектуальнее. Вы можете себе это представить?

— Я пытаюсь, — осторожно улыбаясь, ответил Микаэль.

— Я хочу сказать вот что, — продолжала Фарах Шариф. — Как, по-вашему, почувствует себя компьютер, очнувшись и обнаружив, что он взят в плен и контролируется такими примитивными тварями, как мы? Почему он должен терпеть такую ситуацию? Зачем ему вообще проявлять к нам повышенное уважение или, тем более, позволять нам копаться в его внутренностях, чтобы остановить процесс? Мы рискуем оказаться перед интеллектуальным взрывом, технологической сингулярностью, как назвал это Вернор Виндж[277]. Все, что произойдет после этого, находится за пределами нашего горизонта событий.

— Значит, в тот миг, когда мы создадим суперинтеллект, мы утратим контроль над всем?

— Есть риск, что все наши знания о нашем мире окажутся недействительными, и это станет концом человеческого существования.

— Вы шутите?

— Я знаю, что для не посвященного в данную проблематику человека это звучит идиотизмом. Но вопрос этот в высшей степени реален. Сегодня тысячи людей по всему миру работают над тем, чтобы воспрепятствовать подобному развитию. Многие проявляют оптимизм или даже впадают в утопию. Говорят о friendly ASI, о дружелюбных суперинтеллектах, которые с самого начала программируются так, что будут нам помогать. Представляют себе нечто в духе описанного Азимовым в книге «Я, Робот», встроенные законы, запрещающие механизмам причинять нам вред. Изобретатель и писатель Рэй Курцвейл[278] видит перед собой чудесный мир, где мы с помощью нанотехнологий объединимся с компьютерами в единое целое и разделим с ними будущее. Но, разумеется, никаких гарантий этого нет. Законы могут прекращать свое действие. Значение изначального программирования может меняться — и невероятно легко совершить антропоморфические ошибки, приписать машинам человеческие черты и неверно истолковать их внутренние движущие силы. Франс был одержим этими вопросами и, как я сказала, раздираем противоречиями. Он мечтал об интеллектуальных компьютерах — и в то же время волновался из-за них.

— Он не мог прекратить строить своих монстров…

— Приблизительно так, выражаясь рационально.

— Как далеко он продвинулся?

— Думаю, дальше, чем кто-либо мог себе даже представить, и, вероятно, это являлось еще одной причиной того, что Франс так скрытничал в отношении своей работы в «Солифоне». Он боялся, что его программа попадет в неправильные руки. Боялся даже того, что программа вступит в контакт с Интернетом и объединится с ним. Он назвал ее «Август», в честь сына.

— А где она сейчас?

— Он никогда шагу не ступал, не имея ее при себе. Наверное, когда его застрелили, она находилась у него возле кровати. Но самое ужасное, что полиция утверждает, будто там не было никакого компьютера.

— Я его тоже не видел. Правда, я был, в общем-то, сосредоточен на другом…

— Это наверняка было жутко.

— Возможно, вы знаете, что я еще видел преступника, — продолжил Микаэль. — Он нес на спине большой рюкзак.

— Звучит нехорошо… Если немного повезет, окажется, что компьютер всплыл где-нибудь в доме. Я разговаривала с полицией, только очень коротко, и у меня сложилось впечатление, что они пока еще не владеют ситуацией.

— Будем надеяться на лучшее. Вы имеете представление о том, кто похитил у него технологию в первый раз?