Неизвестный Стиг Ларссон. С чего начинался «Миллениум» - Стиг Ларссон (2013)

— Да.

— Кроме того, меня интересует еще одна вещь.

— Что же?

— Если Август не умел читать, зачем ему понадобились те книги?

Микаэль Блумквист сидел с чашкой кофе в руках напротив Фарах Шариф за кухонным столом, смотрел на парк Тантолунден и, сознавая, что это признак слабости, мечтал о том, чтобы ему не надо было писать репортаж. Ему хотелось бы просто сидеть здесь, никак на нее не давя.

Возможность выговориться, похоже, ничего ей не даст. Лицо у нее осунулось, а темные проницательные глаза, видевшие в дверях его прямо насквозь, теперь казались дезориентированными, и временами она бормотала имя Франса, точно мантру или заклинание. Возможно, она его любила. Он-то наверняка любил ее. В пятьдесят два года Фарах была пленительной — не красивой в классическом понимании, но выглядящей, как королева.

— Каким он был? — попытался Микаэль.

— Франс?

— Да.

— Парадоксом.

— В каком отношении?

— Во всех возможных отношениях. Но, пожалуй, прежде всего потому, что он усиленно работал над тем, что волновало его больше всего остального. Возможно, приблизительно, как Оппенгеймер в Лос-Аламосе. Франс занимался тем, что, как он полагал, могло стать нашей погибелью.

— Я плохо понимаю.

— Франс хотел воссоздать биологическую эволюцию на цифровом уровне. Он работал над самообучающимися алгоритмами, которые путем проб и ошибок могут усовершенствовать сами себя. Он способствовал также развитию так называемых квантовых компьютеров, с которыми работают «Гугл», «Солифон» и АНБ. Его целью было создать AGI, Artificial General Intelligence[275].

— А что это такое?

— Нечто столь же умное, как человек, но в то же время обладающее быстротой и точностью компьютера во всех дисциплинах механики. Подобное творение дало бы нам колоссальные преимущества во всех областях науки.

— Наверняка.

— Исследования в этой области чрезвычайно обширны, и хотя большинство прямо не говорит о стремлении достичь AGI, конкуренция нас к этому подталкивает. Никто не может позволить себе не создавать максимально умные прикладные программы или сдерживать развитие этой области. Подумайте только, что нами уже создано на данный момент. Подумайте, например, о том, что имелось в вашем телефоне пять лет назад — и что имеется сегодня.

— Да.

— Раньше, до того, как он стал так скрытен, Франс прикидывал, что мы сможем достичь AGI в ближайшие тридцать-сорок лет, и это звучит глобально. Но лично я думаю, не проявлял ли он излишнюю осторожность. Мощность компьютеров удваивается каждые восемнадцать месяцев, и нашему мозгу не уловить, что означает такое экспоненциальное развитие. Знаете, это немного напоминает зернышко риса на шахматной доске. Вы кладете одно зернышко на первую клеточку, два — на вторую, четыре — на третью, восемь — на четвертую…

— И вскоре зернышки риса заполоняют весь мир.

— Темпы прироста только увеличиваются и в конце концов выходят из-под нашего контроля. Самое интересное, однако, не когда мы достигнем AGI, а что произойдет потом. Тут существует много сценариев, в зависимости от того, каким путем мы туда доберемся. Но мы точно будем пользоваться программами, которые обновляют и улучшают нас самих, и при этом нельзя забывать, что у нас появится новое представление о времени.

— Что вы имеете в виду?

— Что мы выйдем за человеческие ограничения. Нас забросит в новый порядок, где механизмы обновляют себя круглые сутки. Всего через несколько дней после достижения AGI мы получим ASI.

— А это что такое?

— Artificial Superintelligence[276], нечто более интеллектуальное, чем мы. Дальше все пойдет быстрее и быстрее. Компьютеры начнут улучшаться в нарастающем темпе, возможно, с коэффициентом десять, — и станут в сто, в тысячу, в десять тысяч раз умнее нас; и что случится тогда?

— Скажите.