Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович

На яхту возвращались в молчании, опасаясь гнева Троицкого. Оказалось — не зря. Демьяныч не только рассчитывал решить все проблемы сегодня, не дожидаясь семи утра. Он еще и взбодрился не по-детски от корня вечной молодости, и ему нужно было куда-то деть привалившую энергию.

Врагов не привезли. На берег ехать поздно, утром дела, да и не хочется. Куда ехать-то? В бордель?.. Бордели Троицкий не любил. В Амстердаме однажды шагнул от кровати в дверь, думая, что душ-туалет, а это оказалась дверь на улицу. А проститутка — черная толстая дура — не успела его предупредить. Так и вывалился без трусов на канал под гогот толпы. А Михаил Демьяныч не любил, когда над ним гоготали. Осадок остался...

На яхте тоже особо не разрядишься...

— Ладно, Белое Сердце,— решил, подумав, Троицкий,— давай побьемся. Тренировка перед завтрашним.

И принял боксерскую стойку.

Николай вздрогнул. Спарринги с шефом случались крайне редко, и он их откровенно не любил. Во-первых, бьешься с оглядкой, боишься вмазать как следует. Повредишь что-нибудь случайно шефу — убьют ведь на месте. Во-вторых, шеф в боксе тоже был не лыком шит. Так мог засандалить, что мама не горюй...

— Давай-давай, Белое Сердце! — скомандовал Троицкий.— До первой крови.

И пошел в атаку. Десятью ударами загнал Николая под канаты на палубе. Туг и кровь, слава богу, брызнула — из носу. Долго корячиться не пришлось.

Кровь хозяина мгновенно успокоила.

Сел, дернул стакан одним глотком. Ладно.

Вспомнил притчу, которую рассказывал Крокодайл, якобы вычитавший ее в какой-то книге. Жил да был один царский генерал. Считал себя крутым, а на самом деле был вшивым козлом. Доказывая себе свою крутость, дрался с овчарками. Заводил щенка и дрался с ним по-серьезному, до крови. Весь всегда ходил в ранах. Другие генералы его за раны уважали: кремень мужик, думали. С овчаркой бьется! Но генерал-то со щенком бился, пока щенок был слабее. А как тот подрастал и начинал представлять реальную угрозу, генерал щенка продавал или еще что похуже...

Проведали об этом другие генералы. Был суд чести. Пришлось плохому генералу застрелиться.

Мораль притчи: бейся не со слабыми, а с сильными.

И побеждай.

Ладно. Утро вечера мудренее.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кашалот в ванной и сахар из Пакистана

 На узкой насыпной косе, уходящей в залив и венчающейся красавцем-маяком, в семь утра было лишь два-три любителя бегом трусцой (в одном из которых Егоров опознал Пьера Ришара) да Сергей Аркадьевич с Анри Пересом.

Они медленно шли по молу мимо разномастных и разношерстных катеров и лодок. Жирные чайки, только поутру хоть немножко бодрые, с криками атаковали рыбу. Дул ветер, и море пенилось, как кружевной край ночной сорочки...

Егоров аж вздрогнул, поймав себя на столь поэтическом образе.

Хватит мечтать, пора и о деле:

— Вот что, граф. По агентурным данным, одна из мусульманских группировок готовит у вас теракт.

— Когда? — вздрогнул Перес.

Это было совсем некстати. Через три дня фестиваль заканчивался, и Пересу были обещаны премия и отпуск. Анри с женой и детьми собирался посетить Нью-Йорк. По телевизору показывали, что там в Центральном парке поселили выведенную учеными двадцатиметровую обезьяну — абсолютно настоящую, по кличке Кинг-Конг и совершенно безвредную. Детишки всего мира хныкали, что хотят в Нью-Йорк. Вот Анри и решил сделать своим отпрыскам такой подарок.

Так что лучше бы террористы повременили, пока он улетит. Билеты уже заказаны. С другой стороны, если сейчас быстро раскрыть готовящийся теракт, можно рассчитывать на повышение по службе...

— В самое ближайшее время,— пояснил Егоров.— Подготовка идет полным ходом. Я вас почему позвал: через десять минут к Троицкому должны приехать их люди.

— Вы их знайте или вы их не знайте? — уточнил Перес.