Не правда ли, до чего милые и изящные комплименты? Не могу понять, каким секретом похвалы владеют эти люди: или их секрет – всего лишь искреннее желание сделать человеку приятное? С другой стороны, гладкость речи не считается во Франции грехом, тогда как в Англии человек, выражающийся, как книга, тем самым вручает обществу прошение об отставке.

Старичок в блузе проник в сарай и довольно некстати объявил Папироске, что он отец всех трех явившихся с ним девушек и еще четырех, оставшихся дома, – настоящий подвиг для француза.

– Поздравляю вас, – вежливо сказал Папироска.

И старичок, очевидно, достигнув своей цели, снова вернулся к нам.

Мы быстро подружились. Девицы даже предложили отправиться с нами дальше! Но шутки шутками, а и сами они, и господа сенаторы очень хотели узнать час нашего отплытия. Однако в тех случаях, когда вам предстоит забраться в байдарку с неудобной пристани, зрители, даже самые благожелательные, всегда оказываются лишними, и мы сказали, что тронемся в путь не раньше двенадцати, а мысленно решили отбыть еще до десяти. Вечером мы снова вышли из дома, чтобы отправить несколько писем. Было свежо и хорошо; в селении не было ни души, кроме одного или двух мальчишек, бежавших за нами словно за бродячим зверинцем; на нас со всех сторон смотрели верхушки деревьев и горы, а колокола призывали к еще одной из бессчетных служб.

Вдруг мы увидели трех девушек, стоявших вместе с четвертой сестрой, перед лавкой. Разумеется, еще совсем недавно мы весело с ними болтали. Но каков этикет в Ориньи? Если бы мы встретили сестер на проселочной дороге, мы, конечно, заговорили бы с ними; но здесь, на глазах у здешних кумушек, имели ли мы право хотя бы поклониться им?

Я попросил совета у Папироски.

– Взгляни, – коротко ответил он.

Я взглянул. Девушки все еще стояли на том же месте, но теперь к нам были обращены четыре спины, и сделано это было вполне сознательно. Скромность отдала приказ, и прекрасно вымуштрованный взвод сделал поворот кругом. Они стояли к нам спиной все время, пока мы их видели; но мы слышали, как девушки хихикают, а девица, с которой мы не были знакомы, засмеялась вслух и даже взглянула через плечо на врага. Не знаю, действительно ли это была скромность или своего рода деревенское кокетство?

Когда мы возвращались в гостиницу, то заметили, как что-то парит на широком поле золотого вечернего неба, над меловыми холмами и деревьями. Для воздушного змея летающий предмет был слишком велик и малоподвижен, звездой он также быть не мог, так как был темен. Тем временем улицу заполнила толпа; все головы поднялись вверх. Дети суетились и бежали вдоль деревни и по дороге, поднимающейся на холм. Затем нам сообщили, что темный предмет – это воздушный шар, который в этот день в половине шестого поднялся из Сен-Кантена. Большинство взрослых смотрело на шар совершенно равнодушно. Но мы, англичане, тоже побежали за детьми. Мы ведь тоже были по-своему путешественниками, и нам очень хотелось посмотреть, как эти путешественники будут высаживаться на землю.

Но когда мы поднялись на вершину холма, спектакль уже закончился. Золото на небе потускнело, а шар куда-то исчез. Но куда? Был ли он взят на седьмое небо? Или счастливо опустился куда-нибудь в синей мглистой дали, в которой таяла и исчезала дорога? Надо думать, воздухоплаватели уже грелись у очага какого-нибудь фермера, так как, говорят, в негостеприимных высях царит ледяной холод…

Быстро стемнело. Придорожные деревья и возвращавшиеся с полей зрители черными силуэтами вырисовывались на багровом фоне заката. Над лесистой долиной висела полная луна цвета дыни, а позади нас высились белые меловые утесы, чуть-чуть розовеющие от отсветов огней сушилен.

В Ориньи-Сент-Бенуа уже зажглись фонари, и салаты были приготовлены.

Ориньи-Сент-Бенуа. За столом