Людендорф имел много достоинств, дикое рвение, которое заставляло убираться с его пути даже закалённых жрецов Зигмуса, было одним из них. Но его недостатки порой были столь же ожесточённы, а рвение могло в любой миг превратиться в обычное тупое упрямство так же легко, как в отвагу. Это всегда было характерной чертой Людендорфов: дворяне Хохланда были свирепее почти всех остальных благородных семей Империи. Именно в этом и была причина появления Пса курфюрста. Вторая голова, которая всегда остаётся холодной, когда выборщик неизбежно даёт волю ярости, ревущей в его крови. Само собой, основой должности было умение заставить курфюрста прислушаться к себе.

— Мы сожжём их, как крыс, — проворчал Людендорф, глядя на город: новые чёрные столбы поднялись к небесам, когда огни, разожжённые выборщиком, присоединились к пожарам, устроенным зверями. Рядом люди лили воду из бадьи, притащенной из замкового колодца, на стены дворца. — Я не отдам его ему. Не после того, как мы сделали всё, чтобы это место стало неприступным, — продолжил он, указывая на стены, окружившие центр города. — Отсюда мы сможем вновь вернуть город, Арик, после того, как огонь изгонит их прочь. Мы сможем вернуть провинцию. Да даже утопить зверей в Талабеке! — он посмотрел вниз, на тесный двор, где ютились жители и солдаты, смотрел, не видя. Крумхольц глядел на него, пока курфюрст произносил громкие слова. Ни один из других советников не встречался с ним взглядом, и он понял, что это вновь выпало на его долю.

— Мы не можем удержать город, Микаэль, — спокойно начал он. — Северная стена неустойчива, да и остальные ненамного лучше. Мы должны отступить и выманить за собой этого зверя с его стадом. Мы можем дать нашим людям — народу Хергига — время, чтобы спастись, — увидев выражение на лице выборщика, он быстро продолжил. — Мы не отказываемся от Хергига, Микаэль — мы спасаем Хохланд.

— "Спасаете себя!" — наверное ты хотел сказать! — крикнул кто-то из соседнего здания. Гнилые фрукты, обломки кирпичей и содержимое ночных горшков полетели с крыш окружающих домов на людей, стоявших на стене внутренней крепости. По лающей команде Крумхольца несколько человек сорвались с места и ринулись в дома, теснившиеся рядом с дворцом, выбивая по пути окна и двери. Крумхольц увидел, как несколько человек, кричащих, голодных и напуганных, выволокли из домов и бросили на улицу. Шестеро, пятеро, судя по одежде, простые работяги. Шестым был мальчик, худощавый и хрупкий. Он понимал, что они, скорей всего, не были по-настоящему враждебно настроены. Это не имело значения. Крумхольц прошёл за выборщиком к буянам.

— Кузен, — сказал Людендоф в наступившей тишине.

— Да, мой господин, — ответил Крумхольц, сплюнув и положив руку на Клинок Мясника.

— Исполняй свой долг.

Клинок Мясника с поразительной скоростью покинул ножны и пять голов упали в придорожную канаву. Над головой шестого клинок остановился, пару дюймов не дойдя до тонкой мальчишеской шеи. Крумхольц отступил назад, его лицо окаменело. — Пять, я думаю, станут адекватным примером.

— Ты думаешь? — прорычал Людендорф. Его рука метнулась к рукояти руноклыка, и на мгновение Крумхольцу показалось, что выборщик сам завершит дело, но тут рука Людендорфа обмякла и безвольно опустилась. Выборщик оглядел двор, встречая пустые взгляды своих подданных. — Куда бы ты пошёл, Арик? — спросил он мягко.

— Талабхайм, — произнёс кто-то. Другие советники забормотали в знак согласия.

Людендорф улыбнулся.