Космопорт - Сергей Чернов (1999)

— В обычной рутине. Чтобы провезти груз, надо пройти таможню, вероятно, заплатить пошлину, договориться с казахстанской железной дорогой, оплатить провоз местной валютой. Заморочек полным-полно.

— И что здесь сложного? Всё правильно, это рутина, которой занимаются многие.

— Наши грузы частично будут носить стратегический характер. Допустим, есть ракетный двигатель новой конструкции. На него даже смотреть посторонним нельзя. А кто такой для нас таможенник? Хоть российский, хоть казахстанский? Он именно посторонний. У меня внутри всё переворачивается при одной мысли, что в нашу ракету или двигатель полезет кто-то чужой, начнёт там всё осматривать, щупать, фотографировать. А что, скажет, вдруг вы там наркотики прячете где-нибудь в сопле?

Кира задумывается:

— Но Роскосмос же как-то работал?

— Я не хочу как-то. Роскосмос с чего вдруг другие космодромы строил, если Байконур хорош? И работал он там только со старыми системами. «Ангару» небось подальше от Байконура держат. Тот же «Протон» вряд ли был настолько засекречен, он с 1965-го года запускается. По нынешним временам древняя ракета. Нашу же работу можно сравнить с последними разработками. Хоть теми же гиперзвуковыми ракетами. Вот ты, например, знаешь, на каком заводе выпускают «Цирконы»? Или «Кинжалы»? Как называются и где находятся КБ, которые их сконструировали? Нет? Вот и я не знаю. Одно точно скажу: их собирают не в Казахстане и не в Молдавии. Исключительно на российской территории…

28 сентября 2029 года, пятница, время 11:00.

МГУ, 2-ой корпус — ВШУИ.

Короче, по зрелому размышлению я пришёл к выводу, что предложение зайти на Байконур абсолютно гнилое. Не иначе козни Роскосмоса против конкурента, пока он из чайника не стал паровозом. Поэтому спустя время меня призывают к ответу. Что за дела и всё такое.

Появляется. Улыбается фирменной улыбкой, хорошо известной всему миру:

— Здравствуй, Виктор!

Не успеваю себя удержать, вскакиваю, кланяюсь чуть ли не в типично азиатском стиле. Наклон головы успеваю притормозить, так что в низкопоклонстве меня можно обвинить только с натяжкой.

— Здравствуйте, Владимир Владимирович!

— Как у тебя дела? Всё хорошо?

— Дела идут. Больших проблем нет, с мелкими справляемся. У меня сразу пожелание, Владимир Владимирович. Скажите своим помощникам, чтобы в следующий раз они заранее предупреждали. А то меня с лекции сорвали.

— Ты разве не закончил учиться? — слегка удивляется.

— Закончил, теперь сам учу. У меня там семь десятков студентов без присмотра остались.

— Признаться, моя вина, Виктор. Я попросил встречу организовать быстро и срочно. Импровизация, извини, что так вышло.

Конечно, извиняю, куда деваться. У меня несколько десятков студентов, а от него несколько сотен миллионов зависят. Не только наших сограждан.

— Догадываешься, о чём спросить хочу?

— Байконур?

Кивает:

— Дошли до меня слухи, что ты не хочешь туда идти.

— Всё правильно, — президент человек занятой, сразу берёт быка за рога, ну и я время тянуть не буду. — Изучил положение дел и пришёл к твёрдому выводу, что мы там ничего толком сделать не сможем.

— Почему? — президент переходит к максимально кратким вербальным формам.

— Поговорку знаете: Иван кивает на Петра, а Пётр — на Ивана? Будь я руководителем госкорпорации, мог бы не отказываться. Ведь на случай неудачи есть железное оправдание: казахи помешали. Тот самый казахский Пётр. Они натурально палки в колёса вставляют.

— С чего ты взял? Реальные факты есть? Если дела не движутся, то, наверное, всё-таки Роскосмос мышей не ловит.

На ты со мной общается, и пока не понял, как это расценивать. Как свидетельство дистанции огромного размера или, наоборот, включение в круг особо доверенных лиц.