Книга воспоминаний - Петер Надаш

А вот разобраться в том деликатном вопросе, почему иногда мы сперва подвозим фрау Кюнерт домой, иногда же без слов бросаем ее у театра, мне удалось далеко не сразу; о том, куда мы направимся, Тея заранее никогда мне не говорила, то ли сама не знала, то ли знала настолько, что это ее просто не занимало, главное – прочь отсюда, куда угодно, в другое место, одной или, вернее, со мной, что стало для нее своеобразной разновидностью одиночества, и если мы ехали куда-нибудь в Мюггельхайм, ко дворцу Кёпеник, или в природный парк, простирающийся к югу от Грюнау, или в Рансдорф, то сначала мы подвозили фрау Кюнерт до Штеффельбауэрштрассе, что было по пути, хотя возможно, Тея намеренно выбирала именно эти цели, когда хотела отвезти подругу домой, то есть выбор маршрута был в первую очередь данью признательности или вежливости по отношению к фрау Кюнерт, когда же мы направились на запад, в сторону Потсдама, в долину спокойно текущего по низине Хафеля, или, напротив, к востоку, в сторону Штраусберга, Зефельда, то Тея просто бросала подругу у служебного входа, в лучшем случае махнув ей рукой на прощание, и то далеко не всегда, но фрау Кюнерт, глотая обиду и ревность, делала вид, что не замечает этого, да и Тея вела себя так, как будто подобное обращение с подругой совершенно в порядке вещей.

Все это, разумеется, не оставалось без последствий, но, насколько я видел, их дружба эти последствия легко выдерживала.

Собственно говоря, каких-либо оснований сомневаться в том, что рассказывала мне фрау Кюнерт о Тее, у меня не было, в конце концов, она знала ее ближе и дольше, чем я, и с другой точки зрения, но не обязательно лучше меня, ведь она знала ее, как женщина может знать другую женщину, а те скрытые токи и завуалированные оттенки, которые в жестах, словах Теи, в телесных знаках были адресованы исключительно мужчинам, фрау Кюнерт могла наблюдать только со стороны, в то время как я в том или ином качестве был к ним приобщен, либо как просто объект, либо жертва, вынужден был ощущать их физически, собственной плотью; во всяком случае, перспектива, в которой мы видели Тею, была вовсе не одинаковой, а кроме того, я знал фрау Кюнерт уже достаточно хорошо, чтобы ориентироваться в запутанном лабиринте ее намерений и понимать систему и смысл ее преувеличений.

Например, чтобы верно оценивать тот факт, что, когда дело касалось разницы в возрасте, она неизменно ее завышала; так, разница между Теей и Мельхиором в действительности составляла вовсе не двадцать лет, точно так же неправдой было и то, что они двадцать лет знакомы с Теей, ибо на самом деле они познакомились всего десять лет назад, однако, ловя ее на этих мелких преувеличениях, я все же не мог усомниться в достоверности ее циничных признаний, потому что, по моим ощущениям, откровенность и беззастенчивость, преувеличения и ложь были для фрау Кюнерт чем-то вроде тактических средств в ее поразительной по размаху и в любом случае глубоко трогательной своей пылкостью стратегии чувств.

Ее загадочная приверженность к этому магическому числу не обязательно была результатом изощренного женского соперничества; ибо казалось, что, будучи на несколько лет моложе, но во всех отношениях неприметней Теи, она вместо десяти говорила о двадцати годах не для того только, чтобы поставить соперницу на подобающее ее годам место, а скорее по той же причине, по которой была столь рискованно откровенной со мной: своим стремлением состарить Тею, бесстыдными сплетнями о ее профессиональном безумии и намеками на причины биологического, эстетического и этического порядка фрау Кюнерт, самым позорным образом предавая их дружбу, пыталась отдалить меня от Теи.