За решеткой - Никки Джеймс

— Не выше 184 см. Если нападавший был выше, то угол нанесения ран был бы иным. Если только мужчина не присел или не споткнулся, и потому нападал не с высоты своего полного роста, но это не вяжется с моими находками.

— Спасибо. Прошу, продолжайте свой анализ.

Доктор Монтгомери сверился со своими заметками и поправил очки.

— Ладно. Размер ран, найденных на поверхности тела, полностью совпадает с глубиной проникновения лезвия, — он перелистнул слайд, и на экране показалась очередная жуткая фотография. — Здесь, здесь, здесь, здесь и здесь, — он показывал на разные раны на фотографии. — Ширина ран совпадает с максимальной шириной лезвия, и это говорит мне о том, что нападавший совершал удары в полную силу и без колебаний, убеждаясь, что оружие вошло настолько глубоко, насколько это возможно. Следы, заметные здесь, здесь и здесь, остались на месте, где рукоятка ножа вдавливалась в ее плоть, оставляя отметины. Полное проникновение лезвие. Сто процентов силы.

Синтия подняла палец, останавливая мужчину.

— Прошу прощения, я бы хотела вернуться на шаг назад. Вы сказали, что на жертве нет признаков того, что убийца колебался?

— Да, мэм.

— И насколько же вероятно, что нападавший, не используя свою ведущую руку, имел бы достаточно силы и выдержки, чтобы столько раз полностью вонзить нож в жертву, не оставляя следов, которые указывали бы на ослабевание ударов или неловкость?

Доктор Монтгомери сделал задумчивое лицо.

— Не сказал бы, что это невозможно, но явно маловероятно. Раны такой тяжести в таком количестве в итоге выдали бы признаки небрежности или слабости, если нападавший не использовал свою ведущую руку. Глубина проникновения лезвия была бы меньше, и присутствовали бы признаки неловкости в ударах, как вы и упомянули. Нападавший устал бы намного быстрее. Вы когда-нибудь пробовали писать не той рукой, есть, чистить зубы? Вот так и тут. Гипотетически это нельзя назвать невозможным, но, как я и сказал, чрезвычайно маловероятно, что это сделал левша. Учитывая, что это нападение и степень жестокости указывает на преступление, совершенное в порыве эмоций, то чтобы не использовать ведущую руку, нападавший должен был принять сознательное решение действовать вопреки тому, что кажется естественным. В пылу момента большинство людей не имеет возможности продумать нечто подобное.

— Спасибо. Продолжайте.

Обмен репликами все длился и длился, но я не слушал и сосредоточился на Бишопе.

Он был скован по рукам и ногам, и его посадили на небольшом расстоянии от Синтии. Возле него стояли четыре надзирателя из тюрьмы Полански, двоих из которых я узнал. Сонни и Мэйсон. Выражение лица Бишопа было непроницаемым, но внимательным. Он впитывал каждое слово и сидел прямо, словно постоянно ждал подвоха. Ждал, когда ложь вновь поглотит его с головой.

Этого не случилось.

Все, что озвучила Синтия, было непоколебимым. Каждый заданный ей вопрос был точным и хорошо продуманным. Когда прокурор попытался отбить преимущество, она нападала как гадюка, ударяя прежде, чем в сознании присяжных зародилось хоть зернышко сомнения. Все, что она озвучила, бросало тень сомнений на прежнего адвоката Бишопа и его судебный процесс. Слушая и видя это, нельзя было не испытывать ужас. Она была гением.

Зная, кем был Исайя и кем был его отец, я невольно гадал, вдруг они заплатили людям, чтобы те держали рты на замке в ходе первоначального расследования. Чтобы улики уводили от Исайи и указывали на Бишопа. Это звучало нелепо. Такое бывает только в фильмах, верно?

Но, может, это не так.

А может, в первый раз никто особо не боролся, потому что все верили, что истинный преступник арестован.

Когда Синтия вызвала патологоанатома, проводившего изначальное вскрытие, он весь позеленел и вспотел, не в силах дать нормального ответа на вопрос о том, почему в его заключении многолетней давности было полно дыр.