Пожар моего сердца - Соня Менделеева

— Ага. Ей действительно нравилось это легкое подшучивание друг над другом. Это было самое расслабленное время, когда она была рядом с Глебом, и ей это нравилось.

— Так почему же это твоя счастливая рубашка?

— Я выиграла ее. Это единственное, что я когда-либо выигрывала. Она была разыграна на благотворительном аукционе. Она посмотрела на него сверху вниз и указала на нижнюю левую область. — Раньше здесь была подпись Владимира Познера, но она у меня так долго, что выцвела от количества стирок. Когда она подняла глаза, то увидела, что Глеб смотрит на нее в полном недоумении. Он выглядел еще более ошеломленным, чем когда она сказала ему, что он, возможно, является отцом.

— Что?

— У тебя была рубашка с автографом Познера, и ты ее постирала? — Он произнес это так, словно она убивала монахинь или что-то в этом роде.

— Она испачкалась, — пожала она плечами.

— Ух, ты. — Он покачал головой с преувеличенным разочарованием. — А я думал, мы собираемся стать друзьями.

Когда она рассмеялась, то увидела то самое выражение в его глазах… Это было трудно описать, но это был взгляд, который заставлял ее чувствовать себя особенной. Не в привычном смысле, а будто она была Северным сиянием. Или Мэрилин Монро. Вот что заставили ее почувствовать его глаза, когда он так посмотрел на нее.

Ее смех утих, и она судорожно вздохнула. Как бы ей ни нравилось это непринужденное общение, это не то, ради чего она пришла сюда сегодня вечером.

— Печально, что мы не можем быть друзьями. Потому что я вроде как надеялась, что мы могли бы добавить «с привилегиями», по крайней мере, на сегодняшний вечер.

Его брови поползли вверх. Несколько мгновений он молчал, и Анна дала ему время переварить то, что она сказала. Это был важный день с большим количеством новой информации, которую нужно было обработать, и она знала, что ее заявление, вероятно, было немного шокирующим для него.

— Друзья… с привилегиями? — Он говорил медленно.

— Ага. Однако это предложение только на одну ночь. Так что, если мои привычки к стирке нанесли непоправимый ущерб нашим отношениям, вероятно, будет лучше, если я уйду. — Она направилась к входной двери, перед которой он как раз и стоял. Он не сдвинулся с места.

Сделав всего один шаг, он остановил ее. — Подожди. Ты серьезно?

— Об уходе или о дружбе с привилегиями?

— И то, и другое.

— Насчет ухода — нет. Насчет одной ночи дружбы с привилегиями — да. — Легкая усмешка тронула ее губы. — Я очень серьезно отношусь к этому.

Глеб оставался совершенно неподвижным, и единственным признаком того, что ее слова хоть как-то повлияли на него, было то, как сузились его глаза. — Что заставило тебя изменить свое мнение?

— Ты мне нравишься. Я боролась с этим с тех пор, как впервые увидела тебя в ресторанчике, — она разразилась смехом.

— Думаю, я мог бы помочь тебе с этим.

Он подошел к ней с хищным выражением в глазах, которое заставило ее сердце сжаться в предвкушении.

Прежде чем они перейдут к этому, нужно было кое-что сказать.

На этот раз она была единственной, кто остановил его. — Во-первых, я думаю, ты должен знать, что я не делала этого с тех пор, как у меня родились близняшки, так что времени прошло много. И мне это нужно. Мое тело нуждается в этом. Но после сегодняшнего вечера, что бы ни случилось, мы должны вернуться к тому, чтобы быть друзьями. Одна ночь. Больше никаких привилегий. Просто друзья. Это предложение только на одну ночь, а потом все проходит так, как будто этого никогда не было. Это будет похоже на бойцовский клуб; мы не будем говорить об этом. Он помолчал несколько секунд, прежде чем спросил:

— У тебя так давно не было секса?

— Это все, что ты услышал?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Нет. Я также слышал, что мы останемся друзьями, что бы ни случилось.

— Ух ты, ты действительно слышишь только то, что хочешь.

— Я называю это избирательной памятью.