Пожар моего сердца - Соня Менделеева

Он начал оценивать, как каждое движение воздействует на нее, по реакции, которую оно у нее вызывает.

Кружение языка вокруг ее твердого бугорка вызвало дрожь по всему телу, в то время как за покусыванием последовал мучительный стон. Его быстрые движения вверх-вниз заставили ее запрокинуть голову и выгнуть спину.

Он сохранит всю эту информацию для использования в будущем. По крайней мере, он надеялся, что у них с Анной будет для этого возможность.

Наконец она вцепилась руками в его волосы и откинула его голову назад так, чтобы пристально посмотреть ему в глаза. Затем, с нотками отчаяния в голосе, выдохнула: «Мне нужно… Я не могу стоять. Мои ноги…»

Он наклонился, обнял ее и одним быстрым движением поднял. Когда она почувствовала, что он делает, то подпрыгнула и крепко обхватила ногами его талию, а руками — шею.

Их поцелуй был неистовым и отчаянным, пока он нес ее к своей кровати. Заряд энергии между ними увеличивался с каждым шагом.

Глеб пытался замедлить темп, унять бешено колотящееся сердце, остановить прилив крови к твердому, как камень, члену, — но тщетно. Возбуждение было слишком сильным, чтобы его можно было сдержать. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким живым.

Ее прикосновение было наэлектризованным. Каждый раз, будучи рядом с Анной, Глеб чувствовал это. Он чувствовал себя более похожим на себя, чем когда-либо. Когда он был с ней, он был просто Глебом. С ней не было никакого ориентира, которого он должен был достичь, чтобы завоевать ее, никакой недостижимой цели, ради которой он должен был работать, чтобы стать достойным ее внимания. Он просто должен был быть верен самому себе и ей.

Это были единственные два правила. Такая свобода вызывала привыкание.

Он не знал, сможет ли вернуть ей что-то хотя бы близкое к тому, что она заставила его почувствовать. Но он собирался попытаться. Если он что-то и знал о себе, так это то, что ему не нравилось терпеть неудачу, а это случалось с ним крайне редко.

Добравшись до своей спальни, Глеб снял с Анны шорты и уложил на кровать.

Она подняла руки над головой, демонстрируя свои обнаженные груди, и его член подпрыгнул. Кончиками пальцев он провел по внешней стороне ее ноги, начиная с лодыжки и заканчивая бедром. Она лишь наблюдала за его движениями.

Затем, просунув пальцы под резинку ее белых, украшенных вишенками трусиков, он скользнул ими вниз по ее округлым бедрам и стройным ногам. Когда она была полностью обнажена, он позволил своему взгляду медленно скользить по ней, запоминая каждую деталь.

— Как я уже сказал, войны, памятники… опьяняешь, — он повторил основные моменты из своего «монолога», и на ее лице появилась ухмылка.

— Переработанная поэзия, — она притворилась, что зевает, прикрыв рот рукой. — Я думала, ты лучше этого. Глеб знал, что она шутит, но воспринял это как вызов.

— Твои груди настолько совершенны, что в их честь следовало бы построить храм. Его рука потянулась вперед, и он начал объяснять, по очереди обхватывая каждую из них ладонью: — Как будто они были созданы специально для того, чтобы поместиться в моей ладони. Твоя кожа такая безупречная, как будто сделана из фарфора. И все же, когда прикасаешься к ней, она такая теплая и мягкая. Ты Клеопатра и Елена Троянская в одном лице. Я хочу поклоняться твоему бо…

— Ладно, ладно, хватит, — рассмеялась Анна и приподнялась так, чтобы прикрыть его рот рукой. — Я поняла тебя. Прекрати.

Глеб игриво прикусил ее пальцы, прижатые к его губам, и она отдернула руку, рассмеявшись.

Он начал осыпать поцелуями ее ключицы, продвигаясь все ниже, произнося по одному слову между каждым прикосновением. Он прошептал, касаясь ее нежной кожи:

— Ты уверена, что хочешь, чтобы я остановился?

— Нет, — выдохнула она.

Не колеблясь, он опустил голову и начал прокладывать дорожку поцелуев вниз по ее животу, оставляя языком извилистый след.