Пожар моего сердца - Соня Менделеева

— Нет, — твердо сказала Анна, и слезы потекли по ее лицу. — Ты не можешь этого сделать. Я не могу передать, сколько времени потратила впустую, злясь на себя за то, что не настояла на том, чтобы Алиса обратилась к врачу раньше. У нее были мигрени. Я говорила ей, чтобы она пошла в больницу, но она твердила, что с ней все в порядке. Я хотела бы сделать больше, но корить себя бесполезно. Это не поможет Данилу, а ты, коря себя, не поможешь себе.

Несмотря на то, что она сказала, он все еще чувствовал, как груз вины тянет его вниз. Когда они повернулись, чтобы идти по тропинке, Анна вдруг остановила его. Она приподнялась на цыпочки и обняла его, обвив руками за шею.

Сначала он оцепенел, стоя совершенно неподвижно и опустив руки по швам. Через несколько секунд шок прошел, и он был окутан теплом ее заботы и привязанности. Когда он обнял ее в ответ, Анна крепче прижалась к нему. И он закрыл глаза, пока они обнимали друг друга.

Так много эмоций пронеслось между ними. Боль. Горе. Печаль. Но также и надежда. Радость. Даже… любовь.

Вот что он чувствовал, пока они стояли, обнимая друг друга. Любовь. Не ту страсть, которую он ожидал испытать. То есть он и ее чувствовал. Ее женственные изгибы прилегали к нему так же идеально, как кусочки головоломки на ее браслете. Но что он чувствовал гораздо сильнее, так это любовь. Чистую, светлую любовь.

Прежде чем он был готов прервать объятия, она отступила назад и посмотрела на него снизу вверх. Ее глаза блестели от непролитых слез, а грудь поднималась и опускалась от сбитого дыхания. Они молча смотрели друг на друга. Он боялся, что если заговорит, то это разрушит всю магию момента.

— Нам пора идти, — сказала Анна, развернувшись и зашагав в два раза быстрее, чем они шли раньше.

Когда они подошли к его джипу, он открыл дверцу и взял ее за руку, чтобы помочь сесть на пассажирское сиденье.

Она вложила свою руку в его, поднялась на подножку и повернулась к нему лицом, тихо прошептав: — Спасибо.

Вместо того чтобы забраться внутрь, она заколебалась. Они смотрели друг другу в глаза. Он чувствовал ее дыхание, и на одну-единственную секунду, от которой замерло сердце, он закрыл глаза в предвкушении поцелуя, который, как он был уверен, неизбежен. Оказалось — ошибся.

Он открыл глаза, когда почувствовал, что она убрала свою руку. Он наблюдал, как она забралась на пассажирское сиденье и пристегнулась еще до того, как он закрыл дверь.

Анна прикусила внутреннюю сторону щеки, сидя на пассажирском сиденье внедорожника Глеба и глядя в окно на обратном пути к ресторанчику Симы. Она ругала себя за то, что в очередной раз струсила, решив признаться во всем, но так и не сделав этого. Всякий раз, когда она оказывалась рядом с Глебом, ей казалось, что она околдована. Как будто она была загипнотизирована его голосом, его глазами и его обаянием. Чем больше она боролась с этим, тем глубже погружалась в очарование Глеба.

Большую часть утра она была молчалива, что не ускользнуло от внимания Глеба. Конечно, отчасти это было связано с ее похмельным состоянием и с их юным компаньоном. Но это была не вся правда. Вся правда заключалась в том, что она замолчала потому, что пыталась утихомирить чувства, которые испытывала к нему.

Она надеялась, что в свете нового дня он не будет таким привлекательным. Это было совсем не так. Он будто бы стал более совершенным, более пленительным, чем был до этого. И ее сердце попалось на этот крючок.

Она планировала рассказать ему правду во время прогулки от конюшен до парковки. Она придумала идеальный переход, когда заговорила о Даниле, но затем разговор принял неожиданный оборот. Во всех статьях, которые она читала о нем, почти не упоминалось о его родителях. Единственное, что она могла вспомнить, так это то, что он называл своего брата одним из своих самых больших вдохновителей.