Перекрёсток - Анастасия Март

Неделя пролетает незаметно. На работе аврал за авралом, бешеная нагрузка, нет ни минуты свободной. Раньше мне это было только на руку. Любил загрузить себя по максимуму, чтобы сбежать от Илонкиной болтовни, великосветских приёмов и семейных ужинов.

Но теперь всё иначе. Теперь я спешу разобраться с делами, чтобы поскорее оказаться дома.

Чтобы вернувшись, подняться в комнату сына и увидеть, как Никита, Ангелина и Лерка играют в какую-то непонятную мне игру. Девчонки, нахмурившись, наблюдают за Ником, который сосредоточенно изображает странную фигуру.

— Самолёт? — предполагает Геля, но сын отрицательно качает головой. — Птица?

Понятия не имею, что здесь происходит, но лица у всех троих весьма озадаченные. И забавные. Хочу тихонько понаблюдать за ними, не привлекая к себе внимания, чтобы запечатлеть в памяти этот момент. Но неловко оступившись, задеваю порожек, чем выдаю своё присутствие.

— Пап, папа! — кричит Ник, со всех ног бросаясь ко мне на встречу. Подхватываю его на руки, с улыбкой слушаю детскую болтовню. И вместе с тем поражаюсь радикальным переменам в его поведении.

Куда подевался стеснительный, робкий ребёнок? Уступил место бойкому мальчугану с задорно блестящими глазами и радостной улыбкой до ушей.

Похоже, я не ошибся, доверившись своей интуиции. За считанные дни Геля сотворила настоящее чудо. И она оказалась права на сто процентов в своих немых упрёках. Я, словно слепой баран, верил Илонкиным доводам относительно воспитания сына. А ему всего-то нужны были родительское внимание и нормальное общение со сверстниками.

— Пап, давай с нами в крокодила!

— Да-да, давайте! — вторит сыну дочка Ангелины, умильно хлопая глазками. — Ну пожалуйста, дядя Артур!

Ну вот ещё, чего удумали! Пока я отнекиваюсь всеми возможными способами, Геля старательно прикусывает нижнюю губу, пряча смешинки в глазах. А потом щебечет таким невинным голоском:

— Да он просто испугался. Правда, Артур Альбертович?

И пронзает фиалковым взглядом, словно вызов бросает.

А противные же детишки так же противно хихикают.

— Точно пап, ты испугался!

— Ага! Я ему такое слово загадаю, на за что не справится!

На слабо, значит, решили взять? Что ж, это сработало. Бросив пиджак на кресло и засучив рукава рубашки, присоединяюсь к веселящейся троице.

— Напомни правила, — решительно поворачиваюсь лицом к Ангелине.

— Тебе загадывают слово, — она пожимает плечами, — а ты должен показать его жестами. Без слов.

— И кто будет загадывать?

— Я, я! Можно? — канючит Лерка, чуть ли не из штанов выпрыгивает. — Ну можно?

Как тут отказать? Лерка тянет меня в сторону, одаривает хитрой улыбкой и шепчет что-то сбивчиво на ухо.

А потом я двадцать минут пытаюсь показать лягушку под радостные визги детей

Видел бы меня отец сейчас. Или наши деловые партнёры. Так и представляю их ошалелые лица при виде Артура Вавилова, который скачет по полу, изображая из себя земноводное, в компании двух пятилеток и совершенно посторонней ему девушки.

Девушки, которая за столь короткое время успела стать родной.

В этом и прячется парадокс. Именно рядом с этой девушкой я впервые за долгие годы чувствую себя живым. Дышу полной грудью, смеюсь до коликов. И не боюсь выглядеть несерьёзным или глупым в чьих-то чужих глазах.

Не боюсь быть собой.

Игра в крокодила затягивается на пару часов. Пока мы с детьми развлекаемся, Геля стоит чуть поодаль, прислонившись плечом к дверному проему и наблюдает за нами с улыбкой.

И она такая красивая, что невозможно отвести взгляд. В этой простой домашней футболке, которая выгодно подчёркивает хрупкую фигурку. Почему-то вдруг захотелось увидеть её в своей рубашке. Завернуть в белоснежную ткань и прижать к себе, чтобы никогда больше не отпускать.