Сплит (ЛП) - Дж. Солсбери

— Нет, но… — существует очень мало продуктов, которые в какой-то момент не делали бы меня неизлечимо больным. — Я не ем пищу, которую не приготовил сам.

Она мычит, и я боюсь взглянуть на неё, потому что она замечает, какой я чудила.

Но затем моя тарелка исчезает. Я смотрю, как она разворачивает конец моего тако и откусывает такой же кусок, как от своего, жуёт и проглатывает.

— Вот, — она ставит тарелку обратно мне на колени. — Теперь, если мы заболеем, то сделаем это вместе.

Мои щёки начинают болеть, прежде чем я понимаю, что улыбаюсь. Она рискует получить пищевое отравление ради меня. Настолько, насколько мысли о проглатывании этой еды достаточно, чтобы мне стало плохо, но я не хочу разочаровать её.

Подражая ей, я разворачиваю бумагу и подношу тако ко рту, молясь, чтобы отравление, если случится, настигло меня дома, где я могу быть жалким за закрытыми дверями.

— Ну же. Всё в порядке, я обещаю, — она прижимает кончики пальцев к моей руке, направляя еду к губам, и от тепла её прикосновения я ёрзаю на месте.

Медленно кладу тако в рот, кусаю и жую. Чувствую, как взрываются мои вкусовые рецепторы.

— Вкусно.

— Правда, ведь? Моя мама говорила, что Мексика украла тако у её народа. Она говорила, что индейцам Навахо принадлежали все вещи, сделанные из кукурузы, включая тако, хотя, — она поднимает свою еду и рассматривает её, — уверена, что это всё из муки.

Её мать была Навахо. Это объясняет отличие цвета её лица от отцовского.

— Ты и Коди, вы, ребята, похожи на неё.

Она печально улыбается.

— Мама говорила, что гены Навахо всегда доминантные. И что мои глаза — случайность.

Будто реагируя на вызов, ясные голубые глаза светятся, чтобы подтвердить это.

— Они красивые, — я вздыхаю и опускаю взгляд на землю.

«Глупый, глупый, глупый».

— Я имею в виду, цвет… подходит.

— Спасибо, — в её голосе слышна улыбка, но я не осмеливаюсь взглянуть. Ведь она так пристально смотрит на меня, что иногда мне кажется, будто она знает, как часто я думаю об этих глазах. Сколько раз имитировал изгибы её тела в своих рисунках. Небольшие впадины и женственные округлости её фигуры — это шедевры, как игровая площадка для глаз. Я думаю о том, чтобы вырезать её из дерева, мечтаю о том, чтобы использовать её голое тело в качестве холста. Фантазирую о чём-то большем, в чём вряд ли когда-нибудь буду готов признаться.

Моё сердце уходит в пятки от такого же чувства беспокойства, как во время нашей первой встречи. Волнение, смешанное с чем-то порочным, с потребностью, которая заставляет пальцы моих ног сжиматься, а кожу наэлектризовываться. Нет, в этом явно нет ничего хорошего.

Глава 10

Шайен

Каждый кусочек тако, который откусывает Лукас, похож на то, как ребенок впервые открывает для себя мороженое. Сначала он нервничает, потом кусает робко, но охотно, а теперь в экстазе. Он пережевывает каждый кусочек, и трудно не смотреть на яростные мышцы его челюсти, когда они сокращаются и расслабляются под гладкой, загорелой кожей. Я изучаю кончики его волос, которые торчат вокруг кепки, в основном прямые, но с небольшими завитками на затылке. Интересно, они такие же мягкие, как кажется?

Его жевание замедляется, и взгляд перемещается на меня.

— Что?

— Хм? Ничего. — Я отхлебываю свою колу, надеясь спрятать за ней лицо.

Он хмурится, но возвращается к своей еде, и я знаю, что он не будет давить на меня.

За те несколько часов, что мы проводим вместе, я понимаю, что Лукас никогда не давит и не провоцирует. Он довольствуется тем, что ему приходится делать, больше последователь, чем лидер, предпочитает, чтобы ему говорили, что делать, и если бы не моя попытка поговорить по дороге, Лукас, вероятно, даже не заговорил бы, если бы к нему не обратились.