Сплит (ЛП) - Дж. Солсбери

— А-а-а… Мне не нужно. Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя. Просто хочу, чтобы история была записана, и хочу эксклюзивности.

Мои глаза сужаются, а желудок сводит от тошноты.

— Они все равно арестуют тебя в конце концов, Лукас. С таким же успехом можно было бы опубликовать свою историю там. Черт возьми, ты можешь даже получить книжные предложения, пока сидишь в тюрьме, о тебе снимут фильм. Мне все равно, что ты можешь исчезнуть, и тебя больше никогда не услышат и не увидят. Все, чего я хочу, это чтобы ты рассказал мне свою историю под запись.

Мои руки дрожат, и я борюсь с чернотой, когда она пробует взять верх.

— Не могу. Я…

— О, конечно, ты можешь. Давай, расскажи мне свою историю, и я лучше оставлю Шай здесь, в Пейсоне, чем потащу ее с собой в Лос-Анджелес. Позволю ей остаться здесь со своей семьей, вместо того, чтобы сделать ее своей женой.

Мои зубы скрипят друг о друга, и каждый мускул в моем теле напрягается.

Медленная, понимающая усмешка кривит его губы.

— Это расстраивает тебя, не так ли? Разлука с Шай заставляет тебя хотеть крови. — Он делает несколько шагов ко мне. — Это вызывает у тебя желание убивать?

Занавес опускается, но я удерживаю его.

— Между нами, мне нужно было бы завести несколько девушек на стороне. Не уверен, пробовал ли ты еще маленькую навахо, но в постели она не так уж хороша. Она могла бы остаться дома и растить наших детей, пока я стану репортером новостей номер один в Лос-Анджелесе. — Он смеется. — Мысль о ней, такой сильной и свирепой, босой и беременной, делает мой член твердым, понимаешь? Если подумать, — он достает ключи из кармана, — оставь свою историю при себе. Я возьму Шай.

Я кричу:

— Нет!

И как раз в этот момент опускается занавес.

Глава 37

Шайен

— Как дела? — отец опускается рядом со мной на диван, где я смотрю на выключенный телевизор с тех пор, как Тревор уходит.

— Бывало и лучше. — Я одариваю его слабой, скорее всего неубедительной улыбкой. — Мне нужно пойти поговорить с Лукасом. Я просто… — не хочу застать его и его спутницу. — Мне нужно предупредить его, что Тревор что-то вынюхивает. Это все моя вина. Если бы я не вернулась, он жил бы спокойной жизнью.

— Как давно ты знаешь?

— Папа… — я выдыхаю, пытаясь сохранить остатки спокойствия, которые мне удается обрести с момента ухода этого мудака. — Тревор — придурок. Лукас, он…

— Никогда бы не позволил тебе пойти куда-нибудь одной с этим парнем, если бы думал, что он опасен.

— Он не опасен. Он… — Черт. У меня болит горло при воспоминании о нем с другой девушкой. — Все сложно.

— Черт, Шай… — он опускает голову на спинку дивана и трет глаза. — Лукаса судили за убийство всей его семьи? Я бы поклялся, что этот мальчик был наиболее чистым существом на этой земле.

Смотрю на профиль отца и задаюсь вопросом, должна ли я поделиться с ним секретом Лукаса. Он поймет, потому что помнит, каково было видеть, как люди осуждают мою маму, когда ее тело перестало работать, и она стала пленницей своей собственной головы.

— Так и есть. Лукас — самое чистое существо. — Я хочу закричать, что Лукас не убивал свою семью, но знаю, что это ложь. Является ли убийство меньшим преступлением, если этому есть разумное объяснение? Он все делал ради собственной безопасности, безопасности своих братьев и сестры. — Ты многого не знаешь о Лукасе.

Не могу избавиться от чувства, что предаю его доверие, но хранить тайну Лукаса — слишком тяжелое бремя. Выражение лица моего отца остается бесстрастным, и он ждет.

— Дело в том, что… гм… у Лукаса некоторые проблемы с психикой. — Я бросаю взгляд на своего отца, только чтобы увидеть, как его брови сходятся вместе. — Он страдал, папа. Его мать издевалась над ним, и спустя время, в последней отчаянной попытке его мозга справиться со всем этим он разделился… — я вздыхаю и выдавливаю эти слова из своего рта. — Он сплит.