Да, цель – это делать деньги. Теперь я это знаю точно. Да, Иона, ты был прав: только потому, что мы установили роботы, производительность не возросла на тридцать шесть процентов. А уж если на то пошло, возросла ли она вообще? Делаем ли мы, вообще, хоть на сколько-нибудь больше денег, благодаря этим роботам? Если честно, ответа я не знаю. Я замечаю, что качаю головой.

Интересно, откуда Иона знал? Он явно понял сразу, что производительность не возросла. Все дело в тех вопросах, что он задал мне.

Один из них, как я вспоминаю сейчас, ведя машину, был – стали ли мы продавать больше продукции, благодаря установке роботов. Другой – сократилось ли количество работников, которым мы выплачиваем зарплату. И еще он хотел знать, снизился ли уровень товарно-материальных ценностей. Три глобальных вопроса.

Когда я приезжаю домой, машины Джули нет. Она куда-то уехала, что весьма кстати. Я полагаю: она сердится на меня. А у меня просто нет сейчас времени вдаваться в объяснения.

Войдя, я открываю портфель, чтобы записать эти три вопроса, и тут вижу список определений, которые Иона мне продиктовал ночью. Одного беглого взгляда достаточно, чтобы понять, что вопросы совпадают с определениями.

Вот откуда он знал! Он просто взял определения и перестроил их в практические вопросы, чтобы проверить, была ли его интуиция относительно наших роботов правильной. Продаем ли мы большее количество продукции? (То есть, увеличился ли наш проток?) Уволили ли мы кого-нибудь? (То есть, снизились ли наши операционные затраты?) А последний его вопрос так и прозвучал: снизился ли у нас уровень товарно-материальных ценностей?

Сделав такое заключение, я понимаю, что теперь не представляет трудности определить цель, исходя из показателей Ионы. Однако, сама формулировка определений еще не совсем для меня понятна. Но, несмотря на это, очевидно, что любая фирма хотела бы, чтобы ее проток увеличился. И любая фирма так же хотела бы, чтобы два других показателя – товарно-материальные ценности и операционные затраты – уменьшились, если это вообще возможно. И, несомненно, самый лучший вариант, если бы эти три процесса произошли одновременно – точно так же, как и с тем трио, к которому пришли мы с Лу.

Итак, должны ли мы определить цель таким образом?

Увеличивать проток при одновременном уменьшении товарно-материальных ценностей и операционных затрат?

Это означает, что если применение роботов привело к увеличению протока и уменьшению двух других показателей, то они делают деньги для системы. А что на самом деле происходит с тех пор, как они начали работать?

Я не знаю, каким образом их работа сказалась на протоке (если вообще каким-нибудь образом сказалась). Но даже просто из головы, не проверяя, я могу сказать, что, в целом, уровень товарно-материальных ценностей в течение шести-семи последних месяцев возрос, хотя я не могу сказать наверняка, что это вина роботов. Что роботы увеличили, так это нашу амортизацию, потому что это новое оборудование, но напрямую они не сократили количества рабочих мест на заводе. Мы просто перевели людей на другую работу. А это означает, что роботы увеличили операционные затраты.

Ладно, но благодаря роботам увеличилась эффективность. Может быть, в этом наше спасение. При повышении эффективности себестоимость деталей должна снижаться.

Однако, снизилась ли себестоимость на самом деле? Каким образом себестоимость деталей могла снизиться, если операционные затраты пошли вверх?

Когда я приезжаю на завод, уже час дня, а я все еще не нашел удовлетворительного ответа. Входя в офисный блок, я все еще думаю над ним. И первое, что я делаю, иду в кабинет Лу.

– У тебя есть пара минут? – спрашиваю я.

– Ты что, смеешься, что ли? – отвечает он. – Я искал тебя все утро.

Он тянется к кипе бумаг на краю стола. Я догадываюсь, что это тот самый отчет, который он должен отправить в подразделение.