Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

– За Кинварой следили, когда она в свой день рождения ехала в отель «Le Manoir aux Quat’Saisons».

Рафаэль прищурился:

– Кто следил?

– Джимми Найт. Флик это подтвердила. Джимми думал, что с Кинварой поедет твой отец, за которым числился должок, и хотел устроить ему прилюдный скандал. Разумеется, твоего отца там не оказалось, и Джимми, вернувшись домой ни с чем, от злости написал в своем блоге, как тори сорят деньгами – к примеру, в отеле «Le Manoir aux Quat’Saisons».

– Значит, он точно не видел, как я тайком пробирался в номер Кинвары, – сделал вывод Рафаэль. – Я из кожи вон лез, чтобы ни одна собака меня не застукала, так что не надо пустых измышлений.

– Допустим, – сказала Робин, – а что ты скажешь насчет второго раза, в галерее, когда кое-кто слышал, как ты занимаешься сексом в туалете? Ладно бы еще с Франческой. Но с тобой была Кинвара.

– Докажи.

– Кинвара в тот день приехала в город за пилюлями «лахезис» и делала вид, будто зла на твоего отца, который продолжает с тобой общаться, – это важный пункт легенды о ее ненависти к пасынку. Она позвонила твоему отцу и удостоверилась, что он обедает не дома. Свидетелем того разговора был Страйк. Но вы с Кинварой не догадывались, что твой отец обедает всего в сотне ярдов от места, где вы занимаетесь сексом. Ворвавшись в туалет, твой отец нашел на полу тюбик с таблетками «лахезис». И тут его чуть не хватил инфаркт. Он знал, для чего твоя мачеха приехала в город. И понял, кто только что занимался с тобой сексом на унитазе.

Улыбка Рафаэля больше походила на гримасу.

– Да, облом получился. В тот день, когда он приперся к нам в офис и заговорил о Лахесис: «Она знает, какой кому отпущен срок», – до меня не сразу дошло, что этот намек адресован мне: мол, ему все известно, понимаешь? А у меня в одно ухо вошло, в другое вышло. Но когда ты и твой калека-босс упомянули те же таблетки в доме Чизлов, Кинвара допетрила: тюбик выпал у нее из кармана, когда мы с ней развлекались в сортире. Мы не знали, кто ему настучал… и только когда я услышал его разборки с «Le Manoir» по надуманному поводу зажима для денег, мне стало ясно: он кое-что пронюхал. А уж когда он меня вызвал на Эбери-стрит – ясное дело, для объяснений, для чего же еще? – я понял, что тянуть больше нельзя, нужно от него избавляться.

Робин похолодела, услышав такой деловой рассказ о планах отцеубийства. Таким тоном обычно обсуждают небольшой косметический ремонт комнаты.

– Вероятно, папаша надумал предъявить мне эти пилюли во время своей разгромной речи: «Знаю, ты пялишь мою жену»… как я мог не заметить их на полу? И ведь прибрался тогда в гостиной… то ли они у него из кармана выкатились, то ли что… Это труднее, чем ты думаешь, – сказал Рафаэль, – наводить марафет вокруг свежего трупа. Я даже удивился, как сильно это меня торкнуло.

Она явственно услышала, как в нем говорит самовлюбленность. Им двигали сугубо личные интересы и сострадание к собственной персоне. А смерть отца не значила ровным счетом ничего.

– Следователи взяли показания у Франчески и ее родителей, – сказала Робин. – Она категорически отрицает, что в тот, второй раз была с тобой в туалете. Родители все равно ей и не поверили, но…

– Потому и не поверили, что у этой курицы мозгов еще меньше, чем у Кинвары.

– Следствие запросило данные с камер системы безопасности из магазинов, где, по ее словам, она делала покупки, когда вы с Кинварой были в туалете.

– Допустим, – сказал Рафаэль, – но чем это грозит? Следаки докажут, что ее со мной не было, и мне, возможно, придется сознаться, что в тот день я кувыркался в сортире с другой дамочкой, чью репутацию должен по-рыцарски защищать.

– Ты в самом деле рассчитываешь найти такую женщину, которая ради тебя даст ложные показания в деле об убийстве? – недоверчиво спросила Робин.